Высоко, справа от купола, падают обломки планера: два крыла в отдельности описывают причудливые спирали, много ниже их штопорит кабина, а вокруг серебряная пыль из мелких щепок. Кабина, обогнав меня, ударилась о пашню северной долины. Я приземлился несколько позже, почти одновременно со мной упали изуродованные крылья РФ-1.
Оказалось, что на большой скорости у планера скрутились крылья и вследствие возникшего от разрушения большого торможения меня силой инерции выкинуло из кабины, порвав поясные ремни в четырех местах. Так было закончено испытание планера "Рот-фронт"-1 на вибрацию в воздухе».
Принимая ответственное решение о проведении рискованного эксперимента на планере "Рот-фронт", начальник слета Л. Г. Минов исходил, возможно, из того, что конструкция планера была такова, что даже при его разрушении летчик мог остаться невредимым. Крылья планера-верхнеплана находились позади кабины летчика и выше его головы. Кроме того, возможно, Минов - известный парашютист, больше знал о мастерстве парашютиста Анохина, нежели о коварстве взаимодействия воздушного потока с хрупкой конструкцией планера.
Сохранились неопубликованные воспоминания об этом испытании, написанные одним из авторитетных инженеров ЛИИ П. С. Лимаром, по всей вероятности, со слов самого Анохина. В них приведены личные ощущения Сергея Николаевича, которые вряд ли мог придумать "самостоятельно" такой серьезный человек как Лимар, хотя "обычных" неточностей в рассказе об испытаниях на флаттер и роли в них В. П. Ветчинкина он не избежал. Об "испытании
Анохина на флаттер" Лимар писал: «... Он, как и требовало полетное задание, периодически давал резкие отклонения элеронов и наблюдал за поведением планера и показаниями приборов... Скорость пикирования превышала посадочную в пять с половиной раз и дошла до заданного значения "критической скорости" по расчетам В. П. Ветчинкина.
В этот момент воздушным потоком сорвало приборную доску вместе с верхними боковыми стенками кабины, которые крепились на штырях к фюзеляжу, и они пролетели над головой летчика...
"Нужно скорее выводить планер из пикирования", - решил летчик, и вдруг... последовал резкий толчок, как будто бы машина взорвалась...
Это испытание Анохина - что называется, смертельный номер -стало известно за границей, в частности, в США. Оттуда в адрес слета пришла телеграмма: "За любую цену покупаем кинопленку,
фиксирующую этот неслыханный эксперимент". Однако, ничего, кроме широко известной ныне фотографии Анохина у обломков планера "Рот-фронт" после "испытания на флаттер" и разноречивых свидетельств очевидцев этого испытания, не сохранилось...».
Среди выполненных Анохиным летных испытаний, пожалуй, наиболее широко известно именно испытание планера "Рот-фронт". Причем тогда, когда Анохин его выполнил, очевидный, казалось бы, героизм летчика, сознательно поднявшегося в небо на планере, чтобы разрушить его, по достоинству не был оценен ни техкомом слета, по заданию которого проводилось испытание, ни руководителями планеризма в стране, ни печатью.
В последующем об этом испытании много писалось и говорилось, но почти всегда - ошибочно. Даже очень осведомленные люди писали и говорили, что планер "Рот-фронт" достиг критической скорости флаттера и будто бы именно из-за этого развалился: перегрузка была столь велика, что летчика выбросило из кабины с такой силой, что привязные ремни были разорваны...
Свидетель тех событий в воздухе, будущая жена летчика Маргарита Карловна Раценская рассказывала мне об этом испытании, абсолютно соглашаясь с тем, что никакого флаттера на этом планере не было: "Я была на старте во время этого полета. Никто ничего не знал и не говорил о флаттере. Планер развалился из-за большой перегрузки при пикировании. Мы отчетливо видели, что крылья хорошо освещенного солнцем планера красного цвета с желтовато-кремовой отделкой совершенно не тряслись. Крылья разрушились при выводе из пикирования, причем довольно плавного вывода. Сломались без вибрации, при достижении разрушающей перегрузки..." (Между
прочим, на планере "Рот-Фронт" Анохин установил перед войной свой последний спортивный рекорд - дальности полета).
Весьма взвешенная оценка знаменитому испытанию дана в книге "Самолетостроение в СССР". В ней в одном месте оно названо началом летных исследований флаттера в нашей стране, а в другой определено более точно, как летное испытание на прочность. Отмечено, что смелый и рискованный полет Анохина был доведен "...до предельных нагрузок или флаттера и разрушения планера".
Говоря о практически самом первом испытании летательного аппарата Анохиным, хочу подчеркнуть два важных обстоятельства. Во-первых, это испытание стало хрестоматийным для истории нашей авиации. О нем говорят и пишут, пожалуй, больше, чем о каком-либо другом. Именно с ним связывают имя Анохина в первую очередь. Во-вторых, убежден, что флаттера на "Рот-Фронте" не было, а произошло статическое разрушение крыла из-за приближения дивергенции. Это нисколько не принижает его значения как поистине исторического события. Есть, правда, мнение, например, летчика-испытателя А. А. Щербакова, что само по себе испытание было рядовым, а головотяпство тех, кто на него послал летчика, - действительно, выдающимся. С этой понятной точкой зрения не согласен, в первую очередь, сам Анохин...
Обилие версий лишь подчеркивает сложность проблем, которые летчику необходимо решать не в тиши кабинетов и лабораторий, а в небе. Кроме того, оно подсказывает, что к любому суждению, даже из самых первых уст, к любому свидетельству, даже самому "надежному" или "авторитетному", следует относиться осторожно, критически...
ОДНА НА ВСЮ ЖИЗНЬ
Может быть, главной встречей в жизни Сергея Николаевича Анохина, случившейся вначале в бытность его в московской планерной школе и продолжившейся в Коктебеле, стала встреча с Маргаритой Карловной Раценской. Сама выдающаяся впоследствии планеристка, она не менее знаменита среди летчиков-испытателей своей поистине самоотверженной борьбой за летное долголетие, да и просто жизнь своего мужа.
Рано осиротев, она вошла в семью Анохиных родным человеком -любящим и любимым. Отец ее, Карл Юлианович Раценский, пропал без вести еще в первую мировую войну - на русско-германском фронте, когда мать, Александра Яковлевна Фатьянова, была ею на сносях. Вскоре, в 1919 г., умерла и мать. Так что детство было тяжелым. Но именно оно научило и труду, и пониманию жизни. Теплое воспоминание Маргарита Карловна сохранила навсегда о семье своей тети, младшей сестры матери, Марии Яковлевны, в которой воспитывалась. "Тете" Маше было всего 18 лет, когда осиротела ее племянница. Так же уважительно Маргарита Карловна вспоминает ее мужа, Владимира Павловича Хабарина, высокопоставленного, "с тремя ромбами" военного человека, строгого и внимательного одновременно. Именно он был первым человеком, разрешившим Маргарите заниматься всем тем, чем она пожелала - и, в частности, полетами на
планерах.
К планеризму Маргарита пришла случайно. Работала штамповщицей, занималась параллельно на вечернем отделении рабфака при МГУ и собиралась весной 1931 г. поступать в медицинский институт, но увидела объявление о приеме в Осоавиахим - это и предопределило ее дальнейшую жизнь. Раценская окончила областную планерную школу при станции Планерная и осталась там работать инструктором, кстати сказать, вместе с Валентином Федоровичем Хаповым, будущим товарищем Анохина по испытательной работе в ЛИИ. С Хаповым же, кончавшим ту же областную школу несколько раньше Раценской, в свое время они были на приеме в Осоавиахиме, у начальника планерного отдела Л. Г. Минова, где вместе с другими руководителями планеризма обсуждали пути его развития в Москве и стране. Сергей Анохин закончил ту же планерную школу, но на год раньше нее. Совсем еще девчонка, она при поступлении в школу добавила себе годков, и Анохин, уже работавший в школе инструктором, командиром звена, до поры особого внимания на юное создание не обращал. Тем более, что его вскоре направили в Крым, в Коктебель, инструктором. Впрочем, еще будучи в Москве, он интересовался, как бы между прочим, откуда у симпатичной юной планеристки Раценской голубенький значок авиакомпании "Дерулюфт"...