Фашистское командование убедилось в том, что действия советских истребителей в этом районе таят в себе большую опасность для немецкой авиации. Ее потери росли, и поэтому наряду с увеличением численности воздушных сил на орловском направлении враг предпринимал попытки нанести удары по нашим аэродромам базирования. Однако противнику не удалось застать их врасплох. Четко налаженная противовоздушная оборона и система оповещения разрушала эти планы.
Вот что произошло 22 июля. Радиостанция аэроузла, расположенного неподалеку от линии фронта, приняла сигнал от "Пальмы-3" о пролете группы немецких бомбардировщиков курсом на аэродромы 3-й гвардейской истребительной авиадивизии. Через несколько минут они прошли поодаль и, маскируясь облачностью, развернулись на юг, словно бы не обнаружив аэродромов. Но это был только хитрый маневр. Через несколько минут "юнкерсы" появились с запада и легли на боевой курс.
В тот момент по сигналу "Воздух" взлетела десятка Ла-5, ведомая командиром 63-го гвардейского истребительного авиаполка подполковником Н. П. Ивановым. Она атаковала с разных направлений и расчленила вражескую группу. Мечущиеся в панике бомбардировщики противника советские истребители расстреливали поодиночке.
С каждым днем преимущество нашей авиации становилось все заметнее. Она господствовала в воздухе. Действия истребителей 1-го гвардейского авиакорпуса в интересах 3-й гвардейской танковой армии явились одной из ярких страниц его истории.
Выполнив свою задачу, 3-я гвардейская танковая армия направилась на соседний Центральный фронт. Оттуда пришла телеграмма с теплыми словами друзей по оружию:
"Танкисты благодарят за отличные действия штурмовиков и бомбардировщиков, которые помогли нам прорвать оборону противника. Особенно мы довольны истребителями, надежно прикрывавшими наши боевые порядки с воздуха"{39}.
Такие слова благодарности танкисты, пехотинцы, артиллеристы адресовали не только истребителям. Истребители, штурмовики, разведчики, бомбардировщики, в том числе ночные, были в первых рядах войск Брянского фронта, движущихся к Орлу.
Без экипажей легких бомбардировщиков-ночников не обходилась боевая работа воздушной армии в любых операциях. Хорошо проявили себя эскадрильи ближней бомбардировочной авиации во время рывка танкистов к Протасово и потом к Становому Колодезю. Для ночников исключались вылеты большими группами, какие могли совершать штурмовики или дневные бомбардировщики. Зато бесконечной была по ночам цепочка одиночных легких самолетов. На одном направлении действовала 313-я, на другом - 284-я авиадивизии.
Ночники выполняли самые разнообразные задачи. В одном вылете нужно было найти батарею, в другом - переправу, в третьем - склад боеприпасов. И пять, и десять, и пятнадцать вылетов за ночь. Дмитрий Супонин и Алексей Зайцев, Николай Шмелев, Михаил Егоров и Андрей Рубан и многие, многие другие могли в иных случаях сделать невозможное.
...Лучи прожекторов, выхватившие самолет из темноты летней ночи, высветили даже швы на перкалевой обшивке. Осколки зенитных снарядов прошивали и лохматили ее. В этот момент штурман младший лейтенант Н. И. Розанов услышал по переговорному устройству сдавленный голос летчика. Младший лейтенант Ефим Денисов скорей простонал, чем проговорил:
- Бери управление на себя. Ранен...
Выполняя приказ, Розанов повел самолет на цель. Он понял, что ранение командира тяжелое и теперь вся ответственность ложится на его плечи. В последующие минуты из кабины летчика уже не раздавалось ни звука: он лишился сознания.
Положение еще более усложнилось, когда горячий осколок впился в левую руку штурмана. А ведь опыт пилотирования самолета у него был ничтожный, тем более в таких тяжелых условиях. "Первым делом необходимо уйти от проклятого слепящего света", - подумал Розанов. Штурману не раз пришлось наблюдать, как это делали летчики во время тренировочных полетов, а однажды выдержать испытание в таком пекле. Тогда летчику удалось вывернуться, имитируя падение самолета. "Сейчас это тоже единственный выход, пусть даже с риском погибнуть", - мелькнула в голове мысль, и он толкнул ручку от себя, одновременно резко нажав ногой на педаль.
"Вышло!" - чуть не крикнул Розанов в темноту. Яркий свет прожекторов остался в стороне. "Теперь развернуться на цель". Это ему удалось сделать с большим трудом: давала себя знать раненая рука. Сбросить бомбы на вражескую батарею было более легким делом, привычным для опытного штурмана.
Потом Розанов вел в темени непокорную машину на свой аэродром. Неведомая сила влекла его вперед, обостряла чутье. И штурман, ставший одновременно летчиком, не заблудился. Посадку он произвел где-то вблизи Черни. На аэродроме механик обнаружил в самолете две сотни пробоин.
Так прошел полет комсомольского экипажа 997-го ближнебомбардировочного авиаполка 313-й авиадивизии ночью 23 июля. Считалось, что ничего исключительного не произошло. Раньше подобное было над пунктом Пальчиково с экипажами сержантов Таякина и Скорого.
И в 284-й ближнебомбардировочной авиадивизии было немало подобных вылетов.
На третий день наступления экипаж 640-го ближнебомбардировочного авиаполка в составе летчика лейтенанта Гордея Голоцвана и штурмана младшего лейтенанта Григория Власенко получил задание найти прорвавшийся танковый корпус, с которым была утеряна связь. Полет экипажа По-2 проходил под вражеским огнем с земли из всех видов оружия, посадка - в расположении корпуса на изрытой воронками лесной поляне.
- Задание выполнено. Корпус находится на северо-западной окраине Грачевки, - докладывал Голоцван по возвращении на свой аэродром.
Не в каждом полете совершались подвиги, не все могли служить образцом летного мастерства, кое-кому из летчиков приходилось сжигать свой самолет после вынужденной посадки на вражеской территории. Но в маленьких самолетах находились люди с горячими сердцами, скромные, самоотверженные, далекие от рисовки и поз. Командование воздушной армии знало им цену.
Полковник Сухачев видел их, в большинстве своем комсомольцев, похожих и непохожих друг на друга, в тесной хатенке полкового командного пункта или в кабинах самолетов, смотрел им в глаза после посадки, когда быстро, с запинками, они докладывали о результатах вылета, упоминая то батарею, которая уже не будет вести огонь по танкистам, то взорванный склад боеприпасов, а то, совсем скромно, попадание в фашистские окопы.
Летчики называли себя ночниками не без гордости. Теперь уже находилось мало желающих перейти в другой род авиации, даже в истребительную.
О чем были донесения штабу и политическому отделу армии от нового командира дивизии подполковника Ивана Андреевича Трушкина и начальника политотдела подполковника Федора Никитовича Тарасова в дни, когда танковые и стрелковые батальоны приближались к Орлу?
О том, что экипажи 701-го авиаполка уничтожили две переправы через Оку близ пункта Ломовец. Что ночи напролет экипажи 638-го полка контролируют дороги, сходящиеся к Орлу. Что экипаж старшего сержанта Столярова взорвал склад боеприпасов в деревне Федоровка близ Орла на скрещении дорог, ведущих к оборонительным рубежам противника. Что 638-й полк выполнил специальное задание штаба Брянского фронта, восстановив связь с передовыми наступающими войсками.
В какой уже раз поднимался сержант Юрий Иванов с аэродрома вблизи Саковнино, чем-то напоминающего аэродром аэроклуба в Подмосковье, где он впервые ощутил радость полета. Уходил и возвращался. Только в последний раз не совсем целым.
"Дорогие папа, мама, Лева и Римма! - писал Юрий 24 июля. - Шлю вам привет и желаю наилучшего в вашей жизни. Некоторое время я лежал в лазарете. В последнем боевом задании меня подбила зенитка. Сейчас я уже вышел, правда, хожу с обвязанной головой, но это ничего, все пройдет. Беспокоиться не надо. В остальном все по-старому. Я награжден орденом Красного Знамени. Живу на новом месте, так как фронт удаляется на запад, и я - за ним.