- В таком случае разрешите, товарищ штурман дивизии, официально доложить: я не могу вас включить в свою группу. Вы не подготовлены и не в форме, - отрубил Тавадзе.
Тавадзе трудно было говорить в таком тоне, но он чувствовал, что надо обязательно отсоветовать другу лететь сегодня на задание. Не раз, бывало, капитан замечал в каком-нибудь летчике, включенном в группу, что-то неладное и отстранял его от полетов. И это было правильно: нельзя было зря рисковать.
- В таком случае полечу контролирующим, - ответил Воронов.
Их разговор прервал посыльный из штаба: майора вызывали к телефону из дивизии.
"Вот и решение вопроса, - вздохнул с облегчением командир эскадрильи. - За это время успеем взлететь".
Действительно, вскоре позвали в воздух ракеты, и группа парами поднялась с аэродрома, взяв курс в район Зилупе, где ей предстояло бомбоштурмовыми ударами предотвратить контратаку танков противника, сосредоточенных на исходных позициях.
"Здорово получилось", - подумал Тавадзе и даже замурлыкал песенку, но не допел ее, потому что, оглянувшись, увидел сзади "ил", догоняющий группу. "Конечно, Воронов". Тавадзе не ошибся. Самолет приблизился и пошел чуть выше группы (так обычно летает контролирующий командир). Тотчас в наушниках ведущего послышался знакомый голос:
- Привет, Давид!
Буркнув что-то неопределенное, Тавадзе нажал на кнопку передатчика и приказал летчику Седых пристроиться ведомым к Воронову.
Теперь уже на цель шла семерка "ильюшиных". Она удачно атаковала танки, хотя огонь зенитных батарей был плотным. Тавадзе следил за самолетом Воронова. Седых неотступно следовал за ним.
Группа совершала четвертый заход в сплошных разрывах зенитных снарядов. Ужо заканчивалось время пребывания над целью, и ведущий готов был произнести команду "Домой!", но вместо нее Тавадзе разразился проклятием. Он увидел объятый пламенем "ил" Воронова, несущийся к батарее, и, сжав до боли в суставах ручку управления, бросил вниз свой штурмовик. Пальцы словно приросли к гашеткам.
Появившиеся вражеские истребители заставили взять себя в руки, быстро перестроить боевой порядок группы и принять шестеркой бой. Только после того, как воздушные стрелки сбили два "мессершмитта", отогнав остальных, группа развернулась в сторону своего аэродрома{61}.
Вечером затихли аэродромы, скрылись под маскировочными сетями и ветками самолеты, встали на посты часовые. Летчикам отдыхать бы. Но где там! Сперва шепотом, а потом громче и громче пошло от одного к другому: "Скоро будут передавать приказ. О нас он!"
Никто не помышлял о сне. Наконец пришел долгожданный приказ о первых результатах боев, об особенно отличившихся соединениях. Звучали знакомые имена генералов из гвардейской и ударной армий: Казаков, Юшкевич, Коротков... Из воздушной армии: Науменко, Данилов, Рубанов, Литвинов, Воеводин, Трушкин, Корпусов.
И вот самое волнующее: "Сегодня, 12 июля, в 23 часа столица нашей Родины салютует доблестыым войскам 2-го Прибалтийского фронта, прорвавшим оборону немцев и овладевшим городом Идрица, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий".
Сравнительно мала по размерам Идрица, но велико было ее значение в планах командования, и долго не уходила она из памяти тех, кто сражался за нее. Как было не вспомнить им, что три года назад ранним утром 10 июля 1941 г., в широкой полосе от Идрицы до Псковского озера повели наступление против советских войск немецкая 4-я танковая группа и 16-я армия - та самая, которая отступала теперь под напором соединений 2-го Прибалтийского фронта.
Глава восьмая.
Под грозовым латвийским небосводом
Войска 2-го Прибалтийского фронта, начавшие успешное наступление, были готовы предпринять решительные действия в целях освобождения Советской Латвии.
Чтобы лучше представить себе, какое место занимала в операции воздушная армия, следует обратиться к документу, разработанному штабом и утвержденному командующим генералом Н. Ф. Науменко. Речь идет о плане авиационного наступления в июле 1944 г. в интересах разгрома себежско-идрицкой группировки противника{62}. Этот документ проливает свет на характер боевой деятельности авиационных частей и соединений, роль офицеров управления - представителей воздушной армии в наземных войсках, их подвижных группах, на организацию взаимодействия.
План предусматривал: в авиационном наступлении участвуют 11-й смешанный авиакорпус, 225-я и 214-я штурмовые авиадивизии, 315-я истребительная авиадивизия, 284-я и 313-я ночные бомбардировочные авиадивизии. С 10-й и 3-й армиями взаимодействуют 11-й сак, 225-я шад, 313-я нбад; с 22-й и 4-й армиями (4 июля Ставка передала эту армию из состава 1-го Прибалтийского 2-му Прибалтийскому фронту), 5-м танковым корпусом - 214-я шад, 315-я иад, 284-я нбад. В штабы наземных армий и подвижные группы направлялись офицеры В. И. Дюжев, А. А. Гладков, Г. Д. Сивопляс, В. А. Фицев, В. В. Полосухин, М. И. Сапогов со своими помощниками. По радио и проводам они держали связь со штабом воздушной армии, а те, кто находился в подвижных группах, - с соответствующими штабами авиационных дивизий и корпуса. Им разрешалось вызывать в нужный район дежурные группы штурмовиков и истребителей, которые оказывали действенную помощь наземным войскам.
Наступление продолжалось. Ежедневно сводки Совинформбюро сообщали об освобожденных городах, станциях, сотнях населенных пунктов. В районе действий воздушной армии оказались Пушкинские горы.
Не было в армии ни одного человека, у кого бы с детства не отпечатались в памяти пламенные строки великого поэта. Летчикам часто приходилось пролетать над Михайловским. Там находился враг, мысль об этом заставляла сжимать кулаки.
На небольшой высоте летал над Пушкинскими горами на По-2 лейтенант Алексей Зайцев. Он корректировал огонь одного из артиллерийских дивизионов в районе западнее Новоржева. Зайцев рассказывал:
- Мы ясно видели с воздуха несколько батарей, расставленных среди отдельных сохранившихся строений. Пушкинская усадьба была полуразрушена. В находящемся рядом парке также были обнаружены артиллерийские позиции и несколько танков. Гитлеровцы замаскировали их кое-как. Они чувствовали себя здесь в безопасности, понимали, что одни только названия этих мест прикроют их...
Мы точно засекли координаты всех батарей и передали их по радио артиллеристам, пояснив, где заветные места. Артиллеристы не стали вести огонь по этим местам, чтобы не подвергать их разрушению.
Однако по другим батареям, расположенным вблизи села Михайловское, наши артиллеристы открыли меткий огонь и уничтожили около десятка орудий врага.
Настал день, когда сводка Совинформбюро упомянула об освобождении Пушкинских гор.
За два дня наступательных боев войска фронта продвинулись вперед на 35 км, расширив прорыв до 150 км. Подвижная группа 10-й гвардейской армии ворвалась в Опочку и после уличных боев овладела этим городом Псковской области. Отсюда она нацелилась на новый рубеж обороны противника у реки Синяя. 3-я ударная и 22-я армии с севера и юга приближались к Себежу.
17 июля произошло знаменательное событие: боевые действия были перенесены на территорию Латвийской ССР. Радостно встреченные населением, первыми вступили на родную землю бойцы 130-го Латышского стрелкового корпуса под командованием генерала Бранткална.
То на одном, то на другом участке фронта войска освобождали родные города. За Себежем последовали Зилупе, Дагда, Краслава, Лудза, Карсава. В сводках Совинформбюро уже стало упоминаться двинское направление, на котором действовала 4-я ударная армия, возглавляемая генерал-лейтенантом П. Б. Малышевым. Приближался штурм последней оборонительной полосы противника на пути к Резекне и Даугавпилсу.
Боевая работа в воздухе складывалась из ударов групп "илов" 214-й и 225-й штурмовых авиадивизий, из воздушных боев четверок "яков" и "лавочкиных" 171, 148, 293-го истребительных авиаполков, из эшелонированных вылетов экипажей 284-й и 313-й ночных бомбардировочных авиадивизий, из полетов на большой высоте в глубь обороны противника разведчиков 99-го полка. В составе воздушной армии теперь насчитывалось вдвое больше самолетов, чем у противника на этом направлении.