Выбрать главу

Бегут дни за днями, годы за годами. И с каждым днём всё краше становится рыбацкая дочка. Слухом о ней земля полнится: уж такая раскрасавица, такая работящая, такое у неё доброе сердце! Даже в дальних деревнях на том берегу люди друг другу рассказывают: выросла, дескать, у пескогоров на косе девушка, какие только в сказках бывают…

И повалили в их деревню молодые парни. Свататься. Кто на белопарусных баркасах с того берега плывёт, кто на коне скачет, а кто и в карете жалует. Дорогие подарки везут, золотые горы сулят. Чего ж им не сулить — всё богатеев сыновья. И все, как один, мечтают рыбацкую дочку в жёны заполучить.

И так и этак её уговаривают: выходи, мол, за меня, как сыр в масле кататься будешь! Разве житьё здесь у вас, пескогоров? То бури, то ветры. На песке ни хлеб не родится, ни трава — корову и ту не прокормишь…

Только Неринга всем одно отвечает: никуда я отсюда не поеду. Это моя родина. А что может быть милее родного края? «Пески у вас летучие, волны зыбучие, море злое, тяжёлая у пескогоров жизнь», — доказывают женихи да сваты. «Нелёгкая, да милая», — отвечает Неринга.

Как ни хотелось парням в жёны её взять, да остаться с Нерингой в дюнах на всю жизнь никто не соглашался. И отправлялись они восвояси несолоно хлебавши.

И вот в один прекрасный день, хотя это только так говорится «прекрасный» — день-то был скверный: ливень лил, в заливе волны дыбились, — подплыл к нашему берегу на лёгком челноке молодой да ладный парень, не испугался бури.

«Как же ты решился плыть? — изумились пескогоры, сами люди не робкого десятка. — Уж на что мы привыкли, а и то на лов не пошли, больно волны расходились».

А парень только усмехнулся и говорит:

«Слух был, есть у вас тут одна девушка, добрее, смелее да красивее которой на свете не сыщешь. Вот я и поплыл… Даже и не заметил, что буря».

«Есть у нас такая девушка. Да только подойдёшь ли ты ей? Захочешь ли у нас остаться, хлеб себе солёным потом добывать?»

Ничего парень не ответил, попросил только показать дорогу к дому, где жила с родителями Неринга.

С первого же взгляда поняли парень с девушкой, что не жить им друг без друга. А слово, что сердце скажет, — самое крепкое. Сердце не солжёт.

Поклонился парень девушке, поклонился её батюшке с матушкой да и говорит:

«Приплыл я к вам с того берега. Зовут меня Наглис. Отца моего да брата старшего — славные рыбаки были — залив к себе забрал. Рассердился, что осмелились они на утлой лодчонке по нему ходить, рыбу его ловить. А матушка с горя померла, одного меня оставила… Примите меня к себе в зятья, всё, что скажете, сделаю».

«Уж больно ты торопишься, — отвечает ему старый пескогор. — Поживи-ка у нас. Осмотрись. Да и мы к тебе приглядимся. А уж потом про всё и поговорим». А сам улыбается: очень ему приезжий парень понравился — крепкий, статный, плечи широкие, глаза ясные; такой с любой бедой справится, ни под какой ношей не согнётся. Не знаю, долгое ли времечко жил парень в деревне, одно знаю — всё ему здесь по душе пришлось, всё понравилось: и баркасы рыбацкие со смолёными днищами да белыми парусами, и сосны, ветрами перевитые да перегнутые, и пески летучие. А больше всего пришлась ему по сердцу рыбацкая дочь. Куда бы ни шёл, что бы ни делал — всё она словно перед ним стоит, светит ему глазами синими да доброй улыбкой греет.

И Неринга тоже про одного Наглиса думает, никто больше ей не нужен. Приезжают богатые женихи свататься — она к ним и выйти не хочет, велит со двора гнать.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. А всё-таки подошло время. Договорились Неринга с Наглисом свадьбу играть. Уж и день назначили.

А тут… И надо же было случиться такому…

— Ой, дедушка! — дрогнувшим голосом вставляет Ромас. — Неужели какое-нибудь несчастье?..

— Слушай, внучек, слушай, что дальше-то было, — прижимает его к себе дедушка и продолжает: — Поплыл Наглис с другими пескогорами в море, треску ловить. Далеко они от берега отошли, на глубочайшую глубину. Там самая крупная треска держится. И застигла их в море страшная буря. Волны, как высоченные горы, вздымаются, тучи чёрные солнышко закрыли, темно, словно ночь настала, ветер воет, как сотня голодных волков… Три дня и три ночи бушевало море, три дня и три ночи лили слёзы рыбацкие жёны, просили море утихнуть. И вот упал ветер, разошлись тучи, улеглись волны. Одна за другой возвращались к берегу лодки. Выходили из них рыбаки — бледные, исхудавшие, обессиленные, сами понять не могли, каким чудом уцелели. Все вернулись. Не вернулась только лодка Наглиса.