Оставался только вопрос об уплате штрафа. "Его высочеству не дано предлагать какую бы то ни было сумму. Некоторые весьма пожалеют по этому поводу, так как такое предложение даже в широких пределах о предполагаемой сумме могло бытьвесьма полезным, ибо присяжные не связаны тем, что говорит судья. В это время, помнится, я испытал весьма любопытное чувство утраты sequitur, - для меня это имело так же мало смысла, как и связанные с ним даты.
Присяжные, посовещавшись почти два часа, присудили Аллиате 400 фунтов стерлингов. Наша сторона заплатила в суд 325 фунтов, мы таким образом должны были платить судебные издержки за обе стороны. Общие же расходы приближались к пятизначной цифре, и я выходил из суда зная, что пройдут годы, прежде чем я смогу уплатить свою долю, если вообще смогу. Я надеюсь встретиться с его высочеством в потусторонней жизни, если мы, разумеется, попадём в одно и то же место.
Во всех этих перипетиях читатель может и запутаться, как запутался в них и я.
Итак, суд присудил Аллиате только 400 фунтов, но это было на 75 фунтов больше, чем наша сторона внесла в суд, а по правилам этой похожей на шахматы игры, которая называется британским законом о клевете, это означало, что мы несём ответственность за все издержки, расходы, которые были совершенно разорительны для меня.
Через несколько недель вслед за судом с Аллиатой у меня умерла мать после долгой и тяжёлой болезни. И когда в апреле я вернулся в Камусфеарну, у меня было глубокое чувство недоброго предзнаменования. Было бы гораздо лучше, если бы я прислушался тогда к нему и закрыл Камусфеарену, но стремление сопротивляться и бороться с невзгодами было всё ещё сильно во мне, подстёгиваемое негодованием от того, какой оборот принял процесс Аллиаты.
Было только одно отрадное событие, но и оно было непродолжительным. В последний раз в Камусфеарну вернулись дикие серые гуси. Из года в год с тех пор, как мы привезли выводок ещё неоперившихся птенцов из поредевшей стаи на большом озере в Монтрейте, эти гуси и их потомство имели обыкновение возвращаться к нам поздней весной, перезимовав и чудесным образом не пострадав от руки человека в каком-то неизвестном нам южном краю.
Их истоки восходят к моему далёкому прошлому, ещё в довоенные дни, когда я собрал в Монтрейте целую коллекцию диких гусей со всего света, когда снежные гуси из Северной Америки и гуси с полосатой головой из Тибета паслись на покатых лужайках склонов у старого замка, а в самом саду были экзотические редкости. Там были маленькие белогрудки, которых я сам привёз из Лапландии в последнее лето перед войной. Они отвечали на зов резким гомоном, который напоминал мне об огромной тундре и о блеске тихой озёрной воды под полночным солнцем, о кислом привкусе оленьего жира и запахе форели, варящейся на костре.
Там, помнится, была гусыня с мыса Бэррэн, которая иногда заходила через открытые стеклянные двери в библиотеку и усаживалась перед камином, а её нежное сизое как у голубя оперенье подрагивало при этом от удовольствия. А во время вечернего перелёта воздух наполнялся хлопаньем крыльев и отрешённой музыкой серых и снежных гусей с залива. Во время войны, когда всё хорошее зерно требовалось для потребления людей, среди наиболее редких видов была ужасно высокая смертность, почти половина из них погибла через сутки от отравления, вызванного поставкой протравленной пшеницы. Несмотря на это несчастье, только у меня во всей Европе сохранилась кое-как эта коллекция, и таким образом, хоть ипоредевшая, она была уникальна. К этому времени я переехал на северо-запад Шотландии, а Питер Скотт избрал себе Слимбридж как идеальное место для того, что теперь стало знаменитым на весь мир Фондом диких птиц. Он приобрёл этот участок, но не было достаточно очевидных средств быстро приобрести что-либо, кроме зимующих в Британии видов диких гусей, чтобы поселить их там. Он приехал в Монтрейт и нашёл там всё ещё выживших около двадцати видов, три четверти из которых были единственными представителями этих птиц на европейском континенте. Было бы трудно не уступить его стремлению приобрести их, даже если бы у меня и были причины отказать, но у меня их не было. Итак, они отправились в Слимбридж все, так сказать, за исключением выводка полнокровных серых гусей, потомков многих поколений птиц, которых я поднял на крыло в заливе Уигтаун в те времена, когда был заядлым охотником на дичь.
Остались только дикие серые гуси, они плодились на берегу залива и на острове до тех пор, пока их численность, пасшаяся на сельскохозяйственных угодьях усадьбы, не стала привлекать сердитого внимания. Временами их было более ста, хотя их стая, возможно, пополнялась по-настоящему дикими птицами, которые зимовали в устьях рек Кри и Блэндох. Их участь, во всяком случае, была такова же; их считали за паразитов, а то, что они были почти ручными, ещё больше облегчало ихуничтожение. В то время, как я привёз в Камусфеарну выводок неоперившихся гусят, на озере в Монтрейте оставалось только четыре взрослых пары, а теперь там нет ни одной.
В своё время дикие серые гуси начали размножаться в Камусфеарне, всегда на одном и том же маленьком поросшем кустарником озёрке в миле от нас, через дорогу от Друимфиаклаха. Мораг Мак-Киннон подкармливала их и всячески ухаживала за ними, она придумала им всем имена, даже когда изначальная пятёрка увеличилась до тринадцати. Это было наибольшее число, которого они достигли, и не только потому, что гусынь всегда было больше, чем гусаков, что приводило к определённому количеству неоплодотворённых яиц, но также и потому, что не было такой весны, чтобы вся стая целиком вернулась со своей неведомой нам зимовки, а однажды нам даже пришлось привезти новый выводок из Монтрейта, чтобы стая не вымерла. Некоторых из них неизбежно подстрелили, другие, возможно, остались в стаях, принявших их к себе, и улетели весной на север, чтобы плодиться в диких, покрытых лавой горах Исландии.
Мы уже привыкли ждать их возвращения в Камусфеарну в конце апреля или в мае. Это всегда было весьма волнующим событием. Кто-нибудь, пока мы все занимались своими делами то ли в доме, то ли во дворе, вдруг восклицал:
- Слышу гусей!
И мы все собирались вместе, обшаривая взглядом небеса в поисках подтверждения.