Родные же поглядывали на Раяна и не могли взять в толк, что он за человек. За те два дня, что внучка провела с ними мужчина только сидел на лавке и косо посматривал на всех, не стремился предложить свою помощь, да и всем был недоволен. На прощание дед буркнул на ухо Айке: «Лучше бы Пашку привезла, от него проку больше чем от этого твоего заморского баклажана» он это сказал тихо, обнимая внучку у станции, чтобы гость не услышал, но кинул на любимца девушки такой красноречивый взгляд, что никакой переводчик не понадобился.
Когда они ехали на электричке домой, Айза смотрела на мелькавшие за окном, такие родные, пейзажи и размышляла. Российский экстрим явно не пришелся по душе любимому. Она не была дурой или слепой и видела с какой брезгливостью он заходил в, старательно ей же отмытый, душ, с каким недовольством ел простую еду, хотя там, в Америке, их ужины вряд ли были более изысканными. Он не понимал прелесть вечерних прогулок, кода можно было дышать опускающейся на землю прохладой и смотреть на жизнь других людей, через редкий штакетник Девушка не была из разряда тех людей, которых хлебом не корми, дай узнать, чем живут соседи, ей просто нравилось идти и видеть, как люди занимаются своими обычными делами, придумывать истории к увиденному, простые, жизненные, но тем не менее очень интересные. Это не было любопытство, просто она умела любоваться каждой мелочью, пусть это будут раскиданные детские велосипеды у калитки, или женщина, моющая на улице посуду, да даже бабушка, поливающая из небольшой леечки цветы в палисаднике. Всё это было прекрасно какой-то простой жизненной красотой, от которой подпитываешься, от которой хочется жить. Ведь велосипеды - это значит, что в доме несколько чудесных и непоседливых ребятишек, гора посуды после ужина – большая и дружная семья, а цветы в палисаднике, старость не потерявшая свой смысл в жизни, а маленькая леечка в руках пожилой дамы говорила о том, что есть у неё те, кто может таскать шланг и махать десятилитровой лейкой. Возможно это было и не так, но Айзе очень хотелось верить именно в то, что ей думалось и радоваться за этих людей, а Раян этого не видел и не понимал, как она не старалась ему объяснить. Впервые она чувствовала такую огромную пропасть между ними.
Остаток отпуска тоже особой радости не принёс Раян не хотел встречаться с друзьями Айзы. Точнее он не отказывался, но так тяжело вздыхал и говорил, что опять ничего не поймёт и будет сидеть как дурак, после чего девушке становилось его жаль и она предлагала ему погулять, чем он с радостью и занимался, натянув кепку на самые глаза, чтобы его не узнали, на понимая, что, в среднем, москвичам на всех наплевать и точно уж никто не ожидал встретить популярного американского актёра на старых улочках этого вено неугомонного города. Сама же она, высунув язык, оббегала всех своих друзей и знакомых, одаривая их небольшими сувенирчиками из американской колыбели синематографа, района Лос-Анжелеса – Голливуда.
Как радовалась её приезду Алёнка, как крепко обнимала, сжимая в своих объятиях, заливая макушку слезами радости, как расцеловывали девчонки на старой работе, Айза была рада видеть даже куклу Кутепко, эта лялька надула себе губы, кажется, велосипедным насосом, от чего смотрелась очень забавно, а ещё пришепётывала, когда говорила. Как весело щебетали школьные подруги в кафе за чашечкой кофе. Как задорно смеялись сокурсники за бокалом пива и огромной пиццей. Как тепло обминал за плечи Пашка, когда они выбрались вечером погулять. От этого щемило сердце и болело где-то глубоко в груди. С каждой минутой Айза ощущала, как сильно скучало по всему этому. По нытью подружек на своих мужчин, по бухтению лучшего друга на её жалобы на жизнь, по ворчанию матушки о том, как она отощала, когда заскакивала к ней на огонёк, да даже по оханью Людки на работе. А как теперь ей жить в этом холодном Лос-Анжелесе? Да в Москве людям плевать на всех, но ведь есть те, кому она нужна, да и вообще.