Ночью Айзе снилась какая-то муть, она несколько раз с криком садилась на кровати, но не могла вспомнить, что же ей снилось, утром она была совершенно разбита, а постель вся сбуромблена, будто она не спала, а предавалась оргиям. Ага как в анекдоте: «Плыву я на корабле. Корабль большой, белый, трубы дымят. Вдруг - течь! Я ее затыкаю-затыкаю, затыкаю-затыкаю, просыпаюсь - пол одеяла в заднице!» Плюнув на всё она кое-как сбацала статейку, за которую было бы стыдно студенту первого курса, но что ж пожелаешь, если в голове каша, даже мысли в предложения толком не укладываются?
Еле дотерпев до пол двенадцатого, бежала в больницу с маетой на сердце, что-то ей скажет врач? Разрешат ли оставить Пашку или надо срочно раздобывать денег? Вопросы крутились в голове как собака, которая пытается поймать себя за хвост.
Врач, идя по больничному коридору к реанимации ещё издалека увидел, ставшую привычной, фигуру девушки, стоящей бессменным постовым у дверей. Сегодня она была особенно бледной, какой-то всклокоченной: «Переживает» - подумал он и в душе стало тепло, как он ей расскажет сейчас все новости и жизнь пусть одного человека станет немного счастливее:
- Доброе утро, - лицо медика озарила редкая, а от того неумелая улыбка. Он сам по себе был весьма хмурым товарищем, а специальность и должность всё это лишь усугубили.
- Доброе, - в глазах девушки заплескалась надежда.
- Сегодня я к Вам только с хорошими новостями, - глаза мужчины по-доброму смотрели из-за очков.
- Разрешили? – чуть ли не шепотом спросила Айза.
- Да, разрешили, у Вас получилось отличное заявление, - девушка чуть ли не запрыгала, хлопая в ладоши, только тяжелая рука эскулапа легшая на плечо остановила от этого, - но это ещё не всё, - её глаза начали медленно расширятся, а рот начал непроизвольно открываться, - нет-нет, он не пришел в себя, - не впервые доктору приходилось наблюдать как гаснут огни надежды в очах родственников, но сейчас было особенно жаль, - ночью аппараты зафиксировали активность мозга Павла , - и вот уже глазища снова пылают верой в лучшее, да её на маяк теперь отправлять, освещать путь кораблям, так светится её счастье!
- это значит, что он идёт на поправку? – заглядывая в его глаза, тихо спросила девушка.
- как минимум это значит, что его мозг жив, в чём мы долго сомневались. Соответственно сейчас вопрос об отключении уже не стоит, главное, чтобы активность повторялась.
Айза с трудом дослушала, что он говорил и кинулась обнимать эскулапа. Всё будет хорошо! Она теперь совершенно уверена. Ведь она вспомнила о цветке, и Пашка начал приходить в себя, пусть медленно, пусть это только активность мозга, а не открытые глаза и хриплое, от долгого молчания: «Айка». Но лёд тронулся господа присяжные, лёд тронулся!
Сегодня вечером, пока баба Тамара намывала реанимацию, девушка стоя рядом с кроватью друга задыхалась от счастья:
- ну ты тихушник, чего две недели в молчанку играл? – журила она его ласковым тоном, - врачи вон уж не верили! Чуть тебя не отключили! Пашка приходи в себя уже, - заискивающе попросила она, - я соскучилась! Мы поедем в Москву и заживём, как и раньше… Я уж не знаю хочу ли уехать, - впервые она говорила о том, что бередило душу, о том, что хоть и меньше, чем Пашкино здоровье, но волновало сердце. С Раяном вопрос остался открытым. Парень не торопил, а она прикрывалась болезнью друга. Они даже по скайпу редко говорили, не каждый день, но тоски о любимом не было. А любимый ли он? После каждого разговора спрашивала она себя и не знала, что ответить, - Паш я не знаю, что делать с Раяном. Мы с ним словно с разных планет, - она устало прислонилась к краю кровати друга, - вот бы с тобой поговорить, тогда всё стало бы на свои места, только ты умеешь мне сказать так, что я начинаю не путаться в мыслях, а соображать, - она погладила заросшую щёку Пашки, - как же я бы дорого дала, чтобы ты пришел в себя. Мне без тебя никак. Ни жить, ни соображать, ни творить …Пашка…