Отец заволновался:
— Что ты собираешься делать? Не дури! Не ходи туда!
Этот идиот тебя подстрелит. Не сходи с ума!
Мама взялась за дверную ручку. Она не выглядела испуганной. Да и я не боялась за нее. Она должна спасти Кона! Отец все же пытался ее образумить:
— Если он в него выстрелил, ничего уже не поделаешь! А у него осталось еще не меньше двух патронов!
Однако мама уже вышла из комнаты.
Папа кинулся за ней, но в него вцепилась сестра.
— Не уходи! Не оставляй меня! Останься здесь!
Одной рукой она держалась за его пуловер, а другой — за кровать. Отец, пытаясь вырваться, протащил ее за собой вместе с кроватью.
— Проклятие! Отцепись! — ругался отец.
Сестра отцепилась от кровати, обеими руками она держалась теперь за пуловер. Я поразилась, как выдерживает такую тяжесть старая вещь. Впрочем, и она скоро порвалась, петли спустились. И еще я удивилась, до чего же сильна сестра! Но не стала досматривать схватку сестры с отцом — побежала за матерью.
Мама не собиралась сражаться со старшиной в одиночку.
Она спустилась вниз, разбудила майора, разбудила адъютанта, постучала Ивану. При этом она жутко ругалась. Ругалась по-немецки и по-русски. Ругалась даже по-чешски — научилась от соседки, которая была родом из Богемии.
Она кричала, если перевести ее ругань на немецкий и сократить, примерно следующее:
— Герои! Победители! Трусы несчастные! Притворяетесь спящими! Боитесь пьяного старшины! Постыдитесь! Выползайте из своих нор! Образумьте идиота! Неужели вам плевать на бедного повара? Трусы! Ничтожества! Если повар ранен, вы — виноваты! Может, он умирает, вы — засранцы!
Сначала мама кричала, а под конец уже орала. Изо всех комнат начали выходить люди. Первым появился адъютант. Он криво улыбался. Мама окинула его суровым взглядом. Вышли Иван с Людмилой, за ними остальные. Последним был майор. Они не сердились на маму, несмотря на ее ругань и проклятия. Думаю, им было стыдно. Мне показалось, что они шли к кухне только потому, что их устыдила мама. А может, им было стыдно друг перед другом. Ради Кона никто бы из них и пальцем не шевельнул.
Майор что-то говорил собравшимся, давал указания, чертил маршрут пальцем в воздухе, будто инструктировал перед большой битвой. Все вынули пистолеты и во главе с майором двинулись из дома.
Я кинулась в салон к среднему окну: оттуда хорошо виден сад и павильон. Команда храбрецов свернула за угол. Майор подал знак остановиться. Сам он пошел к груше, которую недавно обнимал старшина. Оттуда повелительно закричал, приказывая старшине выйти из кухни и отдать ему пистолет.
В кухне ничто не шелохнулось. Майор, согнувшись, перебежал от груши к японской ели. Опять что-то крикнул. Был он теперь метрах в десяти от павильона. Остальные подтягивались к нему.
Из кухни по-прежнему не раздавалось ни звука. Так могло продолжаться целую вечность, пока майор перебирался бы от дерева к дереву. А что он будет делать у кухни? Там ведь нет деревьев, только клумба с крокусами.
Да… У них есть время. У них много времени. Они не торопятся схватить старшину. Что им Кон? Они его не любили. А я любила! Я выскочила из дома. Никто меня не видел, никто не остановил. Все смотрели на кухню.
Я пробежала лужайку, перепрыгнула через ручей и рванула к саду Архангела. Пролезла сквозь кусты, через поваленный забор в том месте, где раньше Ангел прогуливалась со своей коляской, проползла под телегой Кона. В кухне с тыльной стороны было маленькое окошко. Можно осторожно заглянуть в него. Я очень боялась за Кона. Боялась увидеть его мертвым.
Я поднялась с земли и испугалась. Не со стороны окна, а сзади меня раздался голос Кона:
— Фрау, фрау, тс-сс, это ты?
Оказывается, Кон в серых подштанниках, с гусиной кожей на груди, прятался в повозке.
— Я вылез через окно, когда этот идиот вышиб дверь.
Я вскарабкалась на повозку.
— Тебе холодно?
— Махт никс, фрау, махт никс! — Кон улыбнулся. — Ничего не вижу! Только смутные пятна.
На Коне не было очков.
— Очки остались на кровати, — объяснил он.
С другой стороны павильона слышался голос майора. Он все еще пытался выманить старшину.
— Старшина будет стрелять? — спросила я Кона.
— Кто его знает! — покачал головой Кон.
Суповой котел Очки Грубость Мой план Вранье про больное горло и живот Незнакомые развалины
Старшина не стрелял. Ивану надоела осторожная тактика майора, и он сделал предупредительный выстрел в воздух, потом перепрыгнул через грядку с крокусами, заглянул в разбитую дверь и засмеялся. Затем помахал остальным, чтобы все успокоились.