- После Покрышкина второе место занимает, - смеется Монаев.
- Неужели вы это всерьез?! Это же глупость! Понятно вам? - парирует с достоинством Гуревич.
- Хлопцы, перестаньте, - вступает в разговор Ермолаев. - Человек недавно прибыл в наш полк, еще как следует не разобрал, как бьет зенитка! А вы уж набрасываетесь. Он еще свое покажет!
- Николай! - снова зовет меня Заплавнов.
- Что, Андрюша?
- Было или нет? Внеси, пожалуйста, обществу ясность. Шопен как-то сказал: с таким летчиком, как Бондаренко, хуже нет терять ориентировку. Говорит, принесли колхозники ведро самогону, а ты и понюхать не дал.
- Было такое... Пусть Шопен не теряет ориентировку!
- А приедет твой композитор - повеселит... Он ведь веселый парень, смеется Заплавнов.
Сегодня при выполнении боевого задания чуть не погиб опытный штурман-разведчик Пеший.
Стоит хорошая, ясная погода. Заплавнову, стрелком-радистом у которого летит Иванченко, а штурманом - Пеший, ставится задача: сфотографировать аэродром Кенигсбергского аэроузла, порт Пиллау, железнодорожные станции Кенигсберг и Тапиау. Это уже Пруссия... У противника там сильнейшая противовоздушная оборона. Выполнить это задание нелегко.
После набора высоты четыре с половиной тысячи метров за самолетом Заплавнова потянулся нежелательный в разведке инверсионный след. Попытка Андрея уйти от него не привела к успеху. В прусском небе росписи самолета Заплавнова скрестились со следами от вражеских истребителей. Удачно маневрируя, Заплавнов ушел от истребителей и выполнил задание, за исключением фотографирования станции Тапиау. Температура наружного воздуха минус пятьдесят градусов. У Андрея, летающего редко на высоту, на лице кислородная и меховая маски. Они от сильного мороза заиндевели и смерзлись.
Заплавнов выполнил заход на фотографирование Тапиау, но почему-то Пеший вдруг приумолк. Андрей забеспокоился, а затем увидел, что Пеший сидит на полу кабины со склоненной головой. Заплавнов схватил его за воротник куртки и, потянув к себе, крикнул:
- Володя! Что с тобой?
- Ничего, ничего... - будто сквозь сон, ответил ему Пеший.
Андрей понял, что со штурманом что-то неладное и он вот-вот потеряет сознание.
Заплавнов убрал газ и, чтобы самолет быстро потерял высоту, энергично отдал штурвал от себя. Тут он заметил, что трубка кислородной маски Пешего, к которой присоединяется шланг, от сильного мороза лопнула и лежит вместе со шлангом на полу кабины. Андрей быстро сорвал со своего лица маску, снял с одной застежки маску Пешего и дал ему кислород. Пеший сделал несколько вдохов. Андрей, чувствуя, что сам теряет сознание, снова приложился к маске, а затем опять передал ее Пешему.
- Володя, твой шланг на полу! Бери его и дыши! - закричал он штурману.
- Вот, оказывается, что!.. А я даже и не заметил, как потерял сознание...
Пеший поднял с пола шланг и направил его в рот. И в ту же секунду он рванул руку вниз, сорвав на губах примерзшую к металлическому наконечнику кожу. На подбородок и меховой воротник куртки потекла кровь.
- Володя, зажми шланг в рукавице и дыши с кулака!
- Хорошо, Андрюха, дышу, теперь назад!
- Почему назад? - спросил удивленно Заплавнов.
- А потому, что у нас с тобой Тапиау еще не сфотографирована. Задание еще не полностью выполнено.
- Я за тебя беспокоился, дружище... Думал, что... - Он тут же положил самолет в крутой левый разворот. Повернулся назад и еще раз посмотрел на Пешего.
От Тапиау отлетели недалеко. Курсовая черта подошла и легла на центр станции. Пеший включил работу фотоаппаратов на "бесконечность". Лампочка-глазок щитка управления часто замигала, указав, что выполнено несколько снимков. Пеший выключил фотоаппараты, нагнулся к нижнему остеклению и произнес:
- Шесть эшелонов. Разворачивайся, Андрюха, домой.
- Разворачиваюсь, - ответил Заплавнов с ноткой удовлетворения.
Треснуло в наушниках - включился в разговор с экипажем стрелок-радист Иванченко. Он быстро и взволнованно сообщил:
- Командир, справа сзади, на расстоянии двух километров, идут на сближение два "фоккера"!
- Пеший, Иванченко! Приготовиться к отражению атаки! Приготовиться к пикированию! - командует Заплавнов.
Высота "Таганрогского пионера", на котором летит экипаж, пять тысяч метров. Ведущий "фоккер" зашел справа сзади и начал прицеливаться. Иванченко подал команду:
- Командир, маневр - вправо вниз!
- На развороте введу в пикирование! - крикнул Заплавнов и резко бросил машину вправо вниз.
Он продолжал крутой (даже потемнело в глазах) разворот, энергично отдав штурвал от себя, ввел машину в крутое пикирование.
- Пусть фрицы ловят нас! - крикнул Заплавнов.
Без выпуска тормозных решеток очень быстро нарастает скорость. Четыреста восемьдесят... Пятьсот сорок... Шестьсот... Семьсот километров в час!..
- Вывожу! - крикнул Заплавнов и плавно начал выводить машину из пикирования.
Когда нос кабины подошел к линии горизонта, Андрей из-под отяжелевших век посмотрел на прибор указателя скорости. Его стрелка подрагивала у цифры "800".
- Иванченко, с рулей и элеронов не слетела перкаль?
- Нет, командир!
- Умеем пикировать? - спросил Заплавнов Пешего, повернувшись к нему.
- Если ведомый Пронина не умеет, то кто же тогда умеет... А знаешь, Андрюха, мне такой фокус уже показывал Мося: мы над Гумбинненом "сто десятого" увидели, пикнули и больше его не побачили!..
Высота две тысячи метров. "Фоккеров" не видно. Стал ненужным кислород, и Пеший бросил на пол кислородную трубку...
На проявленной после вылета пленке зафиксированы ценные сведения об авиации, морских и железнодорожных перевозках противника. Лишь только после доклада о выполнении задания, оформления боевого донесения Пеший неуклюже зашагал в своих рыжих унтах к врачу полка Осиповой. Ужинать Володя не смог очень сильно распухли губы...
Войска 3-го Белорусского фронта уже у ворот Восточной Пруссии. Фашисты ожесточенно сопротивляются. Полки 6-й гвардейской дивизии Чучева бомбардируют вражеские цели днем и ночью.
* * *
...12 декабря 1944 года. У нас наступила небольшая передышка в боевой работе. Сегодня летчики полка будут тренироваться в полетах на пикирование.
Морозное раннее утро. Летный состав прибыл на аэродром. Объявлена плановая таблица полетов. Я, Шопен и дежуривший ночью в казарме Баглай запланированы летать. Баглай подошел ко мне и говорит:
- Я ночью дежурил, а меня запланировали летать на пикирование с четырьмя летчиками. Летать не отказываюсь, но ты же сам понимаешь, я не спал.
- Понимаю, Петя. Пойду к командиру, доложу об этом, и тебя освободят. Ведь есть же в полку и другие стрелки-радисты!
Подхожу к Балабанову и объясняю суть дела.
- Дежурил, говоришь... Не спал... Так-так... Ну, тогда, если он дежурил и не спал, пусть с тобой отлетает и идет отдыхать. На его место я назначу другого, - распоряжается Балабанов.
- Пусть идет отдыхать сейчас.
- Бондаренко, всегда ты возражаешь, - говорит раздраженно Балабанов.
- Виноват! Разрешите идти?
- Иди. Готовься к полету.
- Есть!
Я летаю с Баглаем уже два года. И чертовски привык к нему. Полюбил, как брата. На боевые задания мы летали с ним сто двадцать восемь раз. На фронте это очень много. Петя награжден двумя орденами Красной Звезды. Я уверен, что давно уже должен красоваться на его груди и третий орден, но командование полка не торопится послать представления к наградам, особенно на стрелков-радистов и техников.
Готовимся к полету. Вишу, как Петро, набросив на себя с размаху парашют, застегивает карабин грудной перемычки и ножных обхватов, пригибается под фюзеляж и входит в свою кабину. Мы с Шопеном занимаем свои места. Механик самолета гвардии старшина Янин закрыл входной люк, отошел вперед и, глядя мне в глаза, приложил руку к головному убору. Все в порядке. Даю команду: "От винтов!" - и запускаю моторы.