Я еду и думаю: "Сегодня я второй раз родился". В самом деле: лети я на машине казанского завода, в которой астролюк кабины намного короче, - мне, как говорят, была бы крышка.
Шофер плавно тормозит машину. Подъехали к медсанбату.
- Товарищ майор, скажите вашу фамилию, - прошу я, с трудом выбираясь из машины.
- Майор Иванов.
- Буду помнить. Спасибо за все.
- Поправляйтесь. И чтобы больше нам здесь не встречаться. Лучше уж я буду смотреть на вас, летящих высоко в небе.
- Постараемся, товарищ майор.
Проводив взглядом "эмку", входим в расположение санитарного батальона. В операционной палатке хирург сразу же хватает меня за здоровую руку и возбужденно говорит:
- Браток, дай хоть одну парашютную стропу. Нет шелка, нечем зашивать ребятам раны.
Я хорошо понимаю его. Парашют Сухарева я осматривал. В шелковом куполе два отверстия диаметром по полтора метра. Прогорел в нескольких местах. Знаю, что он непригоден к дальнейшей эксплуатации.
- Берите, - говорю хирургу.
- Превеликое, браток, тебе спасибо. Теперь живем.
Не суждено было этому ПЛ-3М спасти Сухареву жизнь. Но пусть он поможет многим солдатам и офицерам заживить их раны.
Через некоторое время Петро уже лежит на столе. Ему зашивают рану без наркоза. Он морщится, смотрит медсестре в лицо и молчит. Со мной хуже. Хирург (я внимательно смотрю на него) вздыхает и говорит:
- Ложитесь животом на стол и свешивайте руку вниз. Привяжем к ней груз, и она войдет в сустав. Как зовут-то вас?
- Николай. Бондаренко.
- Ну вот, Коля Бондаренко, придется вам потерпеть немного. Не бойтесь...
- Я не боюсь. Раз попал к вам в руки...
- Правильно!
К моей руке привязали ведро с водой, а потом еще и камень, но рука в сустав не вошла. Хирург задумчиво посмотрел на меня и спросил:
- А хотите, я ее под общим наркозом вправлю?
Соглашаюсь - другого выхода нет. Сестры привязали меня веревками к столу. Хирург сказал: "Считайте!" - и мне дают наркоз. Я начал считать, мне стало очень плохо. Захотелось крикнуть: "Не надо!", вырваться, но... в голове зазвенело и я провалился куда-то в бездну...
Очнулся после наркоза. Мое левое плечо туго перевязано. Подвигал подвязанной рукой - не болит. Осматриваю себя. Чувствую, стянута и правая нога. При приземлении на каменистую почву я сильно разбил правое колено. Врачи, не церемонясь с моими шароварами, разрезали правую штанину от стопы до бедра, перевязали колено и скололи куски двумя английскими булавками. В таком виде меня посадили вместе с Баглаем и другими ранеными в кузов грузовика и повезли во фронтовой госпиталь Ровеньки.
После осмотра там врачи принимают решение отправить нас в авиационный госпиталь Зерноград.
- Доктор, было бы лучше, если бы вы отправили нас в полк. Там и госпиталь есть, - говорю врачу-женщине, вспомнив, что неделей раньше туда положили командира звена Покровского и его штурмана Лакеенкова.
- Ни в коем случае. Даже не говорите об этом, - возмущается врач.
Утро восьмого августа. В госпитале ждут самолет, который должен доставить нас в Зерноград. За прошедшие дни я еще два раза напоминал врачу о нашем полковом госпитале и дважды получал резкий отказ.
Сестра ведет нас к взлетно-посадочной площадке сани, тарных У-2. А вот уже подруливает "кукурузник". Так фронтовики величают этот маленький санитарный самолет.
- Попухли мы с тобой, командир, - говорит Баглай.
Сестра дает летчику документы и властно распоряжается:
- В Зерноград обоих!
- Сколько мне еще рейсов сегодня? - спрашивает летчик.
- Два.
- Нормально.
И тут у меня созрело решение. С врачами и сестрами я не договорился и не договорюсь. А с летчиком, коллегой?.. Улучив момент, делаю строгое лицо, подхожу к пилоту и спрашиваю:
- Ты летчик?
- Да, летчик, - отвечает он и меряет меня взглядом с головы до ног.
- И мы летчики. Вот что: повезешь нас не в Зерноград, а в полк. Понял? Если только ты летчик, - бью по его самолюбию. - Посмотри, разве нас на носилках принесли?
Мой расчет оправдался.
- А где ваш аэродром? - спрашивает он.
- Аэродром Мечетный.
- О, знаю. Полк Валентика... Бывали там не раз.
- Вот и хорошо.
Летчик быстро чертит на карте от Ровеньков до Мечетного линию, отсчитывает курс. Мы садимся в воздушную санитарку и - как хорошо! - летим домой. Но по сравнению с нашей скоростной ласточкой "кукурузник" очень долго преодолевает это стокилометровое расстояние. У меня нет карты, чтобы по ней ориентироваться, а У-2 всю дорогу идет бреющим. Я даже подумал: "Везет в Зерноград, окаянный!" Нет, мы, летчики, - народ покладистый! Вот он, наш аэродром в степи, наша родная Мечетка! Я слышу, как бьется сердце.
Посадка. Выходим с Петром из кабины. Несем свои пожитки. Ребята нас узнают и бегут навстречу. Быстро идут к нам командир полка Валентик и замполит Кантор. На аэродроме находится и служивший ранее в Энгельской школе полковник Дергунов - начальник политотдела дивизии. Вид у меня явно не строевой, но я, как положено, иду к Дергунову с докладом.
- Ладно, ладно, Бондаренко, - машет он рукой. - Я всегда и всем говорю, что лучше летчиков, чем выпускники Энгельской школы, нет. Рассказывай без доклада.
Здороваемся. Коротко рассказываю о том, что произошло с нами в полете пятого августа. Сейчас обеденное время. Но ребятам не до еды. Все прибежали сюда. Пришли многие техники и многие из обслуживающего столовского персонала. Тетя Таня - повар, готовящая всегда вкусную - "высотную" - еду, сняла с головы белоснежный колпак и вытирает им слезы.
- Тетя Таня, не надо. Тетя Таня, и ты, Лидочка, - обращаюсь к официантке, - накормите, пожалуйста, летчика с У-2. Мой обед ему отдайте. Он хороший товарищ.
- Да если бы была только одна забота - кормить вас, мои дорогие... Такой хороший был Сухарев. Бывало, покушает и всегда подойдет к окну спасибо сказать... Не подойдет он уже больше...
- Не плачьте, тетя Таня. Слезами горю не поможешь.
Летчик санитарного У-2 стоит еще минутку с нами, смотрит на нашу дружную боевую семью. Но его ждут раненые, и он, распрощавшись со мной и Баглаем, спросив у Дергунова разрешение, направляется в столовую. По распоряжению Валентика мы идем к машине, которая повезет нас в полковой госпиталь. С нами рядом наши товарищи. Но в это время с КП выскочил начальник оперативного отделения штаба капитан Мазуров и дал зеленую ракету. Забыв о нас и об обеде, экипажи быстро побежали к своим самолетам.
- Куда, Саша? - успеваю я спросить командира звена Пронина.
- Аэродром Сталино. С пикирования, Колька! Эх, елки зеленые, дрожите, фашисты!.. - на ходу бросает Пронин, удаляясь.
Я стою у открытой двери кабины полуторки. Смотрю, как дружно наши летчики запускают моторы и выруливают на старт.
Первым на взлет идет батя - Валентик. За ним по одному взлетают летчики и командиры. Они собираются в группу, проходят над аэродромом парадным строем и берут курс на запад. Я смотрю не отрываясь на удаляющиеся самолеты. Через сорок минут будет нанесен мощный бомбовый удар с пикирования по вражескому аэродрому. Знайте, господа фашисты, это вам не сорок первый. Кончилось то время, когда вы безобразничали безнаказанно!
...Молодой шофер Ваня аккуратно ведет машину по неровной дороге. Я думаю об ушедших на задание товарищах, о сильном зенитном огне, которым меня и Моисеева встречали фашисты над аэродромом Сталино, и о том, что я снова в своей родной семье.
Прибываем в госпиталь.
- Го-о! Разведчики везде первые! - смеясь, громко говорит Покровский, стоя на пороге утопающего в зелени домика - госпиталя.
- Товарищ командир, прибыли поправить свое здоровье! - шучу я.
- Ну и оборванец! Где тебя так угораздило?
- Пришлось сражаться с костлявой старухой, командир!