Иззи салютует маме бокалом и допивает свое вино до дна.
– Смотри, Надин, как бы мы тебя не опередили на пути к алтарю! – улыбается она.
Надин пытается презрительно фыркнуть, но тут из носа у нее вылетает кое-что лишнее. Иззи хихикает; Кристиан торопливо протягивает невесте салфетку. Вытерев нос и восстановив самообладание, Надин шипит.
– Не думаю, что твой Дейв захочет венчаться в Лас-Вегасе. Он из тех мужчин, что предпочитают церемонию проводить в мэрии, а для банкета снять зал в местной забегаловке. Что же до Джейми – ты всерьез полагаешь, что в нее кто-нибудь влюбится? Америка – страна, где сбываются мечты, но не чудеса же!
– А мне кажется, – вполголоса замечает Кристиан, что в Джейми влюбиться нетрудно.
Сперва я думаю, что это мне померещилось, но по выражению лиц родных – особенно Надин – понимаю, что эти слова прозвучали на самом деле Осознав свою ошибку, Кристиан поспешно добавляет:
– Ведь она так похожа на мою Надин!
Он, бедняга, еще не понял, что любое сравнение со мной Надин воспринимает как личное оскорбление.
Я же от его слов впадаю в некое скорбное блаженство, сродни блаженству ракового больного, накачанного морфием.
В девять часов становится ясно, что праздник себя исчерпал. Мы сидим в гостиной и делаем вид, что смотрим детектив по, телевизору. Мама листает свою тайную коллекцию туристических рекламных брошюр – должно быть, ищет упоминания о Лас-Вегасе. Папа прихлебывает черный кофе и подсчитывает, сколько будет ему стоить пополнение домашних запасов спиртного. Надин дожидается рекламной паузы и, пробормотав что-то о долгом дне и утомительном путешествии, уволакивает Кристиана наверх. Иззи звонит Дейву, чтобы заехал за ней и отвез домой.
А я? Я просто свернулась калачиком на диване, не в силах шевельнуться, без мысли и без цели обводя пальцем цветы на обивке. Все во мне словно одеревенело, и за это я благодарна судьбе. В какой-то миг я закрываю глаза, затем снова их открываю…
Если верить будильнику, пролетело четыре часа. Светящиеся стрелки показывают половину второго. Телевизор выключен: я сижу в полной темноте. В горле сухо и горько: я нащупываю на мамином столике бокал с остатками шерри и опрокидываю остатки в себя. Потягиваюсь… и вдруг замечаю в дверном проеме темную фигуру. Фигура, похоже, принадлежит Кристиану. Я застываю на месте, словно воришка, пойманный с поличным.
– Проснулась? – шепчет он.
Сердце мое бьется о ребра теннисным мячом.
– Вроде того. Только-только глаза открыла.
Он входит в комнату. Я успеваю заметить, какой небрежно-сексуальный вид придают ему белая футболка и пижамные штаны. Волосы, прежде аккуратно причесанные, растрепались и лезут в глаза. Падающий из прихожей свет вырывает из мрака ключицу и золотые волоски на сильных руках. Мальчик, которого я любила, стал мужчиной.
– Я… э… просто решил выпить стакан воды. Хочешь чего-нибудь?
– Вода – это замечательно. Давай я сама налью.
Я чувствую себя обязанной сыграть роль хозяйки дома. Однако, когда пытаюсь встать, суставы у меня хрустят и ноги подгибаются – отсидела.
– Не вставай, я тебе принесу.
Все тело мое напрягается; его сотрясает дрожь предвкушения. Я несколько раз глубоко вдыхаю, чтобы успокоиться. Безжалостный день заставлял нас притворяться незнакомцами; но теперь, в Сумеречной Зоне, мы снова можем стать самими собой. Такими, как были когда-то. Слова любви заполнят пропасть шириной в десятилетие: а потом мы утешим друг друга и исцелим боль.
Я слышу, как открывается и закрывается кухонная дверь. Он идет…
«Если положил в воду кубики льда в форме дельфинов, значит, он будет моим, – загадываю я. – Если обычные кубики – значит, может быть и так, и так. Если принесет воду безо льда – останется с Надин».
Слышатся приглушенные шаги и позвякивание льда в бокале. Сердце у меня замирает.
Вдруг с лестничной площадки доносится скрип половицы.
– Куда это ты несешь воду? – Это Надин!
– Ну… в гостиной, кажется, остались чипсы. Что-то есть хочется, деточка.
Я кривлю губы. «Деточка!» Гадость какая! С тяжелым вздохом Надин шлепает вниз по ступенькам.
– Давай сюда воду. Ведь не донесешь, обязательно уронишь, разольешь… Захвати мне пару апельсиновых долек. И не задерживайся – ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты бродишь по ночам!
Остановившись у лестницы, он провожает Надин взглядом. Выждав несколько секунд, чтобы убедиться, что она ушла, возвращается в гостиную.
– Что тебе сказать? – вздыхает он. – Пришли джинны и забрали всю воду!
– И украли мой волшебный лед! – вздыхаю я. – Прости.
– Ладно, неважно. Я уже нашла полбанки теплой пепси.
– Нет, я хочу извиниться… за сегодняшний день. Одеревенение проходит, оно давно прошло – но теперь я не знаю, с чего начать. Он тоже не знает, так что несколько секунд мы смотрим друг на друга и молчим.»
– Я и представить себе не мог…
– Я тоже, – отвечаю я.
– Только теперь, когда увидел вас вместе, мне стало ясно сходство…
– И различие.
– Да. – Он обхватывает голову руками. Затем поднимает на меня взгляд.
– Ты по-прежнему носишь волшебный браслет.
– Конечно. И театральную маску, что ты мне подарил.
– Я уже видел за ужином. И спросил себя, вспоминала ли ты обо мне.
– Си Джей… или теперь тебя надо называть Кристианом?
Он усмехается.
– Раньше одни звали так, а другие этак. А теперь… понимаешь, Надин терпеть не может прозвищ. К тому же у меня теперь серьезная работа, с перспективой карьерного роста… – Он умолкает. – Знаешь, а ты стала еще красивее.
Я чувствую; как пылают щеки, и благодарю небо за темноту.
– Когда ты постригся? – спрашиваю я, делая вид, что комплимент меня совсем не тронул.
– Давным-давно. Я много лет назад бросил корчить из себя лорда Байрона.
У меня падает сердце.
– Много лет назад?
– Ну да, довольно-таки давно. Понял, что от стихов в реальной жизни проку мало. А ты как? Играешь на сцене?
– Да нет. Наверно, Джад Лоу и Сэди Фрост заняли места, предназначенные для нас! Он смеется.
– Знаешь, порой я думал о том, что могло бы у нас получиться…
Он опускается на колени у моего кресла. Теперь наши лица вровень. От взгляда его зеленых глаз у меня перехватывает дыхание, больше всего на свете я хочу к нему прикоснуться.
– Я всегда тебя любила! – выпаливаю я, не в силах больше держать это в себе.
– И, надеюсь, всегда будешь любить.
Он придвигается ко мне все ближе, ближе… На лестнице скрипит половица. Мы замираем.
– Мне пора, – говорит он, вскакивая и торопливо сгребая с тарелок чипсы и апельсины.
Уже поворачивается к дверям – но, обернувшись ко мне, секунду медлит, затем наклоняется и нежно целует меня в губы. И исчезает.
Не знаю, долго ли я сижу неподвижно, бесхитростно наслаждаясь ощущением его прикосновения. В воздухе еще витает его запах. Я боюсь вздохнуть, словно дыхание развеет следы его присутствия.
Наконец ко мне возвращается способность мыслить. И первое, что я готова сделать, – надавать себе пощечин за то, что не задала главного вопроса: «Почему ты не позвонил? Почему не написал? Как посмел исчезнуть из моей жизни на десять лет?»
Затем я начинаю размышлять над происшедшим. Что означал этот поцелуй? «Помню и люблю»? Или «Прощай, прошлое!»?
Или «Давай встречаться тайком», как предположила Иззи на следующее утро?
– А вообще, – заметила она, – что толку гадать? И так плохо, и этак нехорошо. Только представь, что устроит Надин, если ты попробуешь его вернуть!
– Но что, если он захочет вернуть меня, а я… а я уже в Лас-Вегасе?!
– В разлуке любовь крепнет, давно известно.
– Иззи, я серьезно!
– Я тоже. Поэтому тебе и нужно уехать. Или ты хочешь еще десять лет по нему сохнуть? Ты свой ход сделала, теперь его очередь. Подожди немного: может быть, в конце концов этот парень овладеет сложным искусством набора твоего телефонного номера…