– Знаешь, этот мальчик напомнил мне о двух золотых рыбках, которых мне с сестрой купили на ярмарке. Мне было семь лет, а сестре четыре. Я поставила аквариум на подоконник в спальне и часами любовалась на рыбок Рыбка Надин было оранжевой, а моя – серебристой. Однажды прихожу я из школы – а рыбка Надин плавает брюшком кверху. Надин, конечно, разрыдалась. И знаешь, что тогда сделал папа? Он сказал: «Теперь у тебя есть рыбка, а у Надин нет. Это нечестно. Надо отправить их обеих обратно в море». И с этими словами спустил их в унитаз – и живую, и мертвую.
«Молодец, Джейми. Нашла, какой историей развлечь человека, обожающего рыб!»
– А я, когда мне было десять лет, устроил у себя в комнате целый морской заповедник, – рассказывает в ответ Финн. – Мы жили на побережье: я целыми днями пропадал у моря, возвращался с полными карманами ракушек и водорослей и полными банками всякой морской мелюзги. Отца это страшно раздражало, а вот мама скоро обнаружила, что из водорослей получаются отличные маски для лица!
– Значит, твое увлечение принесло пользу близким. Держу пари, у нее до сих пор прекрасная кожа!
– Была, – грустно улыбается он. – Видишь ли… собственно говоря… мама умерла. Уже почти три года…
– О, прости! – ахаю я, инстинктивно прикрыв рот ладошкой.
– Ничего, все нормально.
– М-м.
– Может быть, пойдем перекусим? – спрашивает он. – В «Сырных лепешках» в самом деле очень вкусно кормят.
ГЛАВА 17
В жизни мне случалось видеть необычные зрелища (например, Иззи на маскараде в костюме монахини); но то, что открывается мне сейчас, потрясает воображение.
После обеда с Финном мы разделились: Иззи горела желанием побегать по магазинам, а мне хотелось собрать побольше материала для статьи о животных. Вот почему сейчас я стою на верху эскалатора в «Эм-Джи-Эм Гранд» и наблюдаю за жизнью казино сверху. Огромный зал прозрачной стеной разделен на две половины: налево – бледный паркет и бесчисленные зеленые столы, направо – прыгают по искусственным скалам гривастые львы.
Я спускаюсь, чтобы взглянуть на львов поближе. Потеряв равновесие, опираюсь рукой о стеклянную стену – и тут же мне навстречу протягивается огромная лапа. Размером она с крышку от мусорного бака, с той лишь разницей, что на мусорных баках не бывает ни мягких подушечек, ни клочковатой шерсти между пальцами. Надпись на табличке гласит, что передо мной – львица Голди, правнучка знаменитого льва Метро, ставшего символом кинокомпании «Метро-Голдвин-Майерс». Подумать только – целая львиная династия!
Львица широко разевает пасть, и приглушенное зловещее рычание заставляет игроков в покер из-за ближайшего столика обернуться через плечо. Я читаю дальше. Оказывается, содержание львов недешево: на весь проект ушло девять миллионов долларов. Открытый вольер представляет собой пять тысяч квадратных футов скал, ущелий и акаций. Надо сказать, вид у львиного интерьера довольно потрепанный. Неужели сами львы так изгваздали собственную квартиру? Или, может, в вольер иногда пускают игроков? Как бы там ни было, по сравнению со львами в обычных зоопарках, на которые вечно не хватает денег, эти звери просто утопают в роскоши. Служители спокойно заходят в вольер, почесывают львам животик, словно котятам, играют с ними в мяч. Львам от этого не только развлечение, но и польза – женщина из общества «Рожденные Свободными» рассказывала мне, что животные нуждаются в стимуляции. Я достаю блокнот. Еще одна хорошая задумка – вольер установлен на вращающейся платформе, так что не вся львиная жизнь проходит на публике. Представляю себе, как лев просматривает органайзер: «Так, мой выход в девятнадцать ноль-ноль, еще успею когти поточить…»
Прохожу туннель со стеклянными стенами, где прямо надо мной разгуливает десятифутовый лев, и натыкаюсь на очередь. Люди ждут своей очереди, чтобы получить фотографию львят, которых держат отдельно от взрослых. Львята такие прелестные – не описать! Они резвятся у себя в вольере, треплют друг дружку за уши и катаются, сплетясь клубком. Служитель берет каждого поочередно за шкирку, поднимает на стол и поит молоком из бутылочки, а фотограф щелкает затвором. Львята, кажется, позируют охотно – только от вспышки удивленно моргают огромными карими глазами. Я записываю на ходу самые яркие впечатления. Не забываю упомянуть и о том, что определенный процент прибыли казино идет на поддержку организаций по охране африканских львов. Очень правильно устроено. Завтра у меня встреча с главным смотрителем львятника (об этом интервью, как и о большинстве прочих, редакция журнала договорилась заранее), так что я захожу в кафе «Джунгли», устраиваюсь за стойкой на табурете и заношу в блокнот черновой план интервью.
Затем я отправляюсь в «Залив Мандалай», но выясняю, что давно обещанный аквариум с акулами они так и не построили. Вместо этого у них выставка «Акулий Риф». По дороге домой нахожу время заскочить во «Фламинго Хилтон» и взглянуть на птиц в роскошных вольерах – африканских пингвинов, чилийских фламинго, уточек-мандаринок.
Словом, день я провела отлично. Иззи – судя по количеству пустых пакетов и обрывков оберточной бумаги, разбросанных по всему номеру, – тоже.
– Ух ты! Похоже, мы куда-то собираемся! – говорю я, заметив на Иззи новое ярко-розовое платье.
– Ну, видишь ли… – смущенно бормочет она, – позвонил Эл, и я…
– Эл – это…
– Тот двойник Элвиса, верно?
– Ну да. Ты не против? – спрашивает она, накладывая второй слой губной помады.
– Да нет, что ты. У меня работы по горло. Надо прей работать заметки и придумать вопросы для завтрашнего интервью. Иди спокойно и за меня не переживай.
До девяти утра следующего дня я Иззи не видела. В девять она заскочила в номер переодеться.
– Эл пригласил меня с собой на слет фэнов Элвиса! – сообщает она, ввинчиваясь в джинсовые шорты и натягивая футболку с надписью «ЛЮБИ МЕНЯ НЕЖНО».
– И когда вернешься? – спрашиваю я, очень стараясь, чтобы в голосе не звучала тоска одиночества.
– Не знаю. – Пожав плечами, она сует ноги в замшевые туфли – правда, не голубые, а розовые. – Это в Фениксе.
– В Фениксе? Я знаю только один Феникс – в штате Аризона!
– Ну да. Да чего ты так всполошилась? Я в соседний штат лечу, а не в соседнюю страну. К вечеру вернемся. Как твоя статья?
Я тронута ее интересом к моим писаниям. Обычно Иззи избегает всяких разговоров о работе.
– Нормально, – отвечаю я. – Сегодня утром у меня два интервью, а потом…
– Классно! – прерывает меня Иззи. – Ладно, я побежала!
– А потом… – повторяю я уже сама себе, – пойду искать человека, который способен дослушать меня до конца.
Три часа пополудни. Пишу, не разгибая спины. Точнее, разгибаюсь только затем, чтобы еще раз прокрутить пленки с интервью. Не пора ли мне повесить на грудь табличку с надписью: «Смотрите все: перед вами настоящий живой журналист!»?
В шесть часов, сообразив, что уже перевалила за положенную тысячу двести слов, я делаю перерыв, и мысли мои немедленно обращаются к Зейну. Статья должна быть в редакции ранним утром во вторник значит, закончить ее надо сегодня в полночь – а у Зейна примерно в это же время оканчивается шоу. Х-м-м… Несколько раз глубоко вздохнув и набравшись смелости, набираю номер «Стардаст». Стоит мне назвать имя Зейна – и телефонная барышня тяжко вздыхает, словно хочет сказать: «Замучили эти фанатки!» Корова ревнивая!
А вот Зейн, судя по голосу, рад меня слышать.
– Привет, дорогая! Как твое интервью с Финном?
– Отлично! Столько материала получилось! Спасибо, что ты нас познакомил.
– Не за что. Кажется, ему тоже понравилось, – говорит Зейн. – И когда же мы увидим статью? – Я заканчиваю через несколько часов.