Ами вздохнул. Отсюда, с открытой террасы серебряковского дома виднелся все тот же чертов пограничный забор и чертовы дома проклятого Хнун-Батума, и чертово море далеко на чертовом горизонте.
Вошла Леночка, неся на подносе кружки с кипятком, коробку с чайными пакетиками, бисквиты. Уселась в кресло напротив, круглые красивые коленки вместе, длинные голени наискось, халат запахнут. В стрипклубе полдник, просьба не беспокоить артисток. Перерыв на чаепитие. Делу время, потехе час. Ами выбрал пакетик, поболтал его в кипятке. Леночка сидела молча, сдвинув брови, думая о чем-то своем.
— Скажите, Ами, — сказала она наконец. — А правду говорят, что из Страны можно только через аэропорт выбраться? Самолетом то есть?
— Ну почему же… — Ами покачал головой. — Можно и морем. Покупаете билет и…
— Но это все равно через пограничников, правда? — перебила Леночка. — А если так, как в Европе? Типа, сел в тачку в Португалии и — фьюить… в Норвегию… Так можно?
— Думаю, что нет. А зачем?
— Действительно, зачем? — Леночка тряхнула головой, словно сбрасывая что-то. — Вы печенье-то берите, берите. Такое вот угощение… а другого нет. Прямо стыдно, правда?
— Вовсе не стыдно, — возразил Ами. — Просто время такое, госпо… извините, Леноточка. И место. В Матароте сейчас ни у кого денег нет.
— Почему вы так думаете? — с непонятным вызовом отвечала Леночка. — А вдруг у кого-то хранится где-нибудь под полом чемодан с бабками? Представляете? Большой серый чемодан, набитый буро-малиновыми банкнотами!
— Буро-малиновыми — это какими? — улыбнулся Ами.
— По пятьсот евро, мальчик, — прошептала Леночка, округляя глаза. Ты, наверное, и одной такой бумажки не видел, а тут — целый чемодан. Миллионы и миллионы евро. Представляешь?
Ами нахмурился. Он решительно не понимал, к чему клонит госпожа Элена. В роли соблазнительницы она выглядела намного убедительнее.
— Знаете, госпожа Элена, я не представляю другого. Почему вы выбрали для жизни именно Матарот? Вам тут, должно быть, ужасно скучно. Понятно, у профессора Альександера намечается работа в Упыре… но ведь пока что ее не так много! Пока что он даже не каждую неделю туда ездит. А книгу можно писать где угодно. Сняли бы квартиру где-нибудь подальше… да хоть в столице. Почему тогда здесь? Неужели только из-за того, что у вас нет этого серо-буро-малинового чемодана?
— В столице… — тоскливо вздохнула Леночка. — В столицу нельзя…
— Нельзя? Почему?
Женщина искоса метнула на него быстрый взгляд. Казалось, она чувствовала, что сказала больше, чем намеревалась, и теперь сожалела об этом.
— Да нипочему. Хрень это все, булшит. Так, кажется у вас говорят: булшит? — она улыбнулась кокетливо, по-прежнему, словно желая загладить произведенное ею нежелательное впечатление. — Но что это мы все о грустном да о грустном? Давайте лучше поговорим о чем-нибудь хорошем. Например, о любви. Вы ведь не против поговорить о любви, господин Ами?
Леночка с хрустом потянулась, натягивая на груди халатик. Ами понял, что перерыв в стрипклубе подошел к концу. Он отставил чашку.
— Пожалуй, мне пора, госпожа Элена. Будьте добры, передайте Альександеру Вла…
— Никуда вам не пора, — перебила госпожа Элена.
Она надула губы и лениво откинулась на спинку кресла. Коленки ее несколько раз дрогнули, словно сомневаясь, слегка раздвинулись, вернулись назад и, приняв окончательное решение, разошлись снова, на этот раз открывая намного больше, чем положено видеть случайному гостю. Под халатом и впрямь не было ничего, кроме загорелого, хорошо ухоженого тела. Ами не стал отводить глаза. В конце концов, что она себе думает?
— Скажите, Ами, — сказала Леночка, просовывая руку под лацкан и блуждая глазами по потолку. — Меня всегда интересовало: как это делают на инвалидном кресле? Должно быть, интересно, когда на колесах… вперед, назад… вперед, назад… вперед, назад…
— Не знаю, — сухо ответил Ами. — Я пока не пробовал.
— Какое совпадение… — поразилась Леночка. — Мы оба не пробовали. Это плохо, Ами. Надо исправлять. Знаете, что?..
Одним плавным движением она вдруг перетекла со своего кресла на пол. Ами не успел глазом моргнуть, как Леночка уже стояла перед ним на коленях и умело расстегивала брючный ремень.
— Гос-по-жа Элена… — пробормотал он.
— Шш-ш… — откликнулась Леночка. — Не мешай. Ну-ка, что тут у нас есть? О-о… вот видишь… красота-то какая…
“В конце концов, что я могу поделать? — подумал Ами, закрывая глаза. — Не драться же с ней? Я ведь, в конце концов, инвалид… Сопротивление бессмысленно… и неразумно… крайне неразумно… но, черт возьми, как она здорово умеет… как здорово… три года… три года…”
Он чувствовал подкатывающуюся волну, под закрытыми веками играя огнями, взлетал фейерверк, в ушах выли сирены… погоди, почему “выли”? Сирены обычно поют. Обычно поют, но эта почему-то выла. Ах черт! Это ведь и в самом деле сирена!
— Сирена, — сказал Ами, не раскрывая глаз. — Надо уйти в укрытие. И телефон. По-моему, у вас звонит телефон…
— М-м-м… — отозвалась Леночка.
“А что она еще может сказать? — подумал Ами. — У нее ведь рот сейчас занят, и так хорошо занят… так хорошо… Но у тебя-то не занят… ты-то должен думать… это ведь сирена, Ами!”
— Ракета… — пробормотал он. — Ракета…
— М-м-м… — повторила Леночка и слегка откинулась назад, с законной гордостью разглядывая промежуточный результат своих усилий. — Ну и что ж, что ракета? У нас тут своя ракета… М-м-м…
Волна нарастала, фейерверки взлетали все быстрее и быстрее, сирены смолкли, но зато прибавился свист… Знакомый такой свист…
Откуда он только знаком, а, Ами? — Это летит. Это летит ракета. Летит, летит ракета. И, судя по характеру свиста, летит прямо сюда, на эту террасу. Хорошо еще, если их с госпожой Эленой разбросает взрывом в разные стороны… Хотя и тогда видок у него будет не слишком пристойный: без штанов, да и это самое останется ракетой, стыд-то какой. А если не разбросает? Если их так и найдут: его, ее и ракету в горле? Ужас-то какой…
— Нет, — сказал он, открывая глаза.
— М-м-м, — увлеченно отозвалась Леночка, погружаясь на максимальную глубину.
— Бабах-бах-бах!!! — прогремела ракета, взрываясь на террасе в двух шагах от их крайне выразительной скульптурной группы.
Ах, черт! Как это некстати! Поверьте, у меня и в мыслях не было расставаться с Ами Бергером столь экзотическим способом. И не в том даже дело, что он такой симпатичный парень, хотя и инвалид. В конце концов, ракета не разбирает, кого убивать. А в том, что Ами мне еще нужен, очень нужен… я ведь в него столько времени вбухал, столько страниц. И вот, нате вам — прилетела ракета и бах! — нету моего Ами. Леночки тоже нету, но Леночка — Бог с ней… Нет, не подумайте плохого, Леночку тоже в каком-то смысле жаль, особенно, когда она в таком халатике. Но с ней мы только-только познакомились, да и не знаем о ней, в общем, ничего. А вот Ами… Жалко парня, ужасно жалко. Привык я к нему, да и вы, наверное, тоже. Ведь привыкли, правда?
Черт… Но делать нечего. Ракета есть ракета. Охо-хо… придется теперь обходиться без Ами. Ничего, придумаем что-нибудь. И вообще, может, оно и к лучшему. Трудно возиться с инвалидом, а Ами ведь был практически безногим… Видите? Я уже говорю о нем в прошедшем времени. Значит, смирился. Значит, так. Значит, и вы смиритесь. Можно даже утешаться тем, что смерть Ами Бергера вышла на удивление хороша. Настолько, насколько два этих слова — “смерть” и “хороша” подходят друг к другу. Ну вот. Утешились — и дальше. Потому что жизнь продолжается, не так ли? Охо-хо… На чем, бишь, я остановился? Ах, да. На взрыве.
Ракета проделала в полу террасы неопрятную воронку неправильной формы и глубиной не более тридцати сантиметров. Взрыв оказался не слишком велик: садовые стулья и стол даже не разлетелись в разные стороны, а просто опрокинулись. Большая часть повреждений произошла от осколков. Все вокруг: стволы деревьев, мебель, оштукатуренные стены и столбы террасы — все, во что утыкался взгляд, пестрело дырами и рваными отметинами. Стеклянная дверь, каким-то чудом уцелевшая от предыдущих близких разрывов, на сей раз не устояла: все вокруг было усыпано битым стеклом.