Накупив сигарет на все случившиеся у него наличные деньги, полосенок-землекоп вернулся в полостинский Насриах. Через неделю-другую вся приграничная часть Полосы сосредоточилась на рытье туннелей, имевших теперь самое что ни на есть практическое назначение. В Полосу хлынула дешевая бедипетская контрабанда.
Ах, если бы дело ограничивалось только соляркой, сигаретами и электроникой! Увы, полостинское население, помимо чисто материальных, имело еще и постоянно растущие духовные запросы, для удовлетворения которых срочно требовалось огнестрельное оружие и большое количество патронов. Поначалу армия смотрела на это сквозь пальцы, но затем, когда по туннелям стали переправляться противотанковые ракеты, детали вертолетов, эсминцев, крейсеров и узлы реактора для получения оружейного плутония, призадумались даже самые закоренелые прижопники Генштаба. Было решено срочно создать специальное подразделение по обнаружению и ликвидации полосячьих туннельных нор. Туда-то и попал сержант саперной бригады Ами Бергер.
Подземная полостинская сеть поражала воображение. Со времен первооткрывателя из Насриаха, вошедшего в полосячий эпос под гордым прозвищем Абу-Колумм, технология проходки достигла настоящих высот. Теперь обвалов практически не случалось: уровень доходов позволял пригласить опытных метростроевцев из Средней Азии и с Украины, стенки поддерживались специальными креплениями, доставленными прямиком со строительства иранских подземных объектов, а по полу змеились новенькие блестящие рельсы.
Поначалу Амина группа с легкостью обнаруживала туннели по грохоту землеройных машин или по колесному перестуку вагонеток, платформ и цистерн, перевозящих контрабандное добро и оружие. Поняв это, полостинцы прибегли к тактике маскировочного шума. В качестве такового они использовали круглосуточный минометный обстрел прилегающих к Полосе территорий, а также — регулярные нападения на небольшой, находящийся внутри Полосы анклав, где относительно мирно проживали тогда несколько тысяч странников.
Странники анклава выглядели совершенными белыми воронами в районе, где все существовали если не на пособие, то на контрабанду. Они, смешно сказать, выращивали цветы и тем жили, никого не трогая и ничего не прося. Могли ли добропорядочные полосята стерпеть подобную наглость?
Нападения на анклав прибавили армии головной боли. Нет, странники анклава не жаловались; по сирене они послушно спускались в бомбоубежища, умело передвигались ползком в своих оранжереях, чтобы не подставляться под пулеметный обстрел, на собственные деньги ремонтировали развороченные минами теплицы и даже своих погибших старались хоронить очень сдержанно и деликатно, дабы, не дай Бог, не задеть чьих-либо нежных чувств проявлениями неумеренной скорби. И, тем не менее, нельзя отрицать, что армии мешал шум, а шум возникал именно в результате полосячьих нападений на цветочный анклав, который, таким образом, превращался в непосредственную причину многих прижопных проблем — как армейских, так и общегосударственных.
А если цветник мешает, его затаптывают — разве не так? У кого-то, возможно, не хватило бы на это духу, но только не у тогдашнего премьера, носившего характерное прозвище Слон и уже упомянутого мною в качестве легендарного прижоп-генерала, ухитрившегося несколько раз почти безнаказанно нарушить незыблемые законы прижопа. Сначала, когда премьер впервые объявил о своем намерении вытоптать анклав, а населяющих его странников выбросить из домов силой, никто ему не поверил.
Люди недоумевали. Люди задавали лишние, дурацкие, наивные вопросы. Ну, например: “А как же цветы?” Или: “А как же дети?” Или: “А что случится с могилами?” Или, еще того пуще: “А что будет с жизнью, с семьями?” Люди качали головой, люди сомневались. А зря. Слон и оранжерея: ну сами подумайте, на какой еще танец способна такая пара? Велика важность — цветы, дети, могилы… что там еще?.. — жизнь?.. — велика важность — жизнь! Слон, он ведь на то и слон, что все утюжит своими ножищами, все топчет, без разбора.
В принципе, по накопленному в мире опыту подобных мероприятий, удобнее всего было бы потравить цветы и странников цветочного анклава газом, чтобы затем быстро и незаметно сжечь получившиеся отходы в специальных печах. Увы, тот же опыт показывал, что сжигать на месте не получается, а строительство новых печей или депортация к печам существующим обойдется слишком дорого. Поэтому Слон нашел промежуточное решение. Анклавных странников депортировали только за пределы ограждавшего Полосу забора и там выбрасывали в расчете на то, что, проявив сознательность, они проделают остаток пути до восточноевропейских печей на свои собственные средства.
В начале августа командир Аминой противотуннельной роты объявил общий сбор. В обычных армиях общие сборы подразделений происходят на войсковом плацу. В армии Страны местом такого сбора традиционно является клуб. Командир, недавно назначенный молоденький лейтенантик, нервничал и совершал ошибки. Вот и в этом случае он пришел на сбор минута в минуту, а потому вынужден был ждать, пока подтянутся ветераны. Ами же опаздывать не любил, но статус старослужащего обязывал его приходить на сбор, как минимум, на четверть часа позже назначенного, и непременно — с кульком семечек. О чем и напомнил Бергеру его друг, напарник и сосед по комнате Нево Шор, такой же дембель-ветеран, как и Ами, только свободный от американских предрассудков.
— Кончай, Нево, — сказал Ами. — Зачем парня лишний раз опускать? Нам через три месяца на дембель, а ему еще командовать.
— Фраер ты, Бергер, — откликнулся Нево, вставая и подбирая с пола автомат. — И я с тобой заодно. Пошли уж, черт с ним.
В итоге опоздали всего минут на десять, и командир взглянул на ветеранов со сдержанной благодарностью. Подобные уступки благотворно влияли на авторитет. Он посолиднее кашлянул, призывая роту к вниманию.
— Я только что приехал с совещания у комбата… — офицерик помолчал, дабы дать подчиненным возможность оценить важность момента. — Нам поставлена несколько необычная задача. Как, впрочем, и всем частям в этом районе. На сей раз она не связана с туннелями.
Рота настороженно ждала, уже представляя себе, что последует дальше.
— Как вам известно, в анклаве проводится операция по перемещению населения на новое место жительства на…
— …на восток, — подсказал кто-то.
— Кто это сказал? — в углу помещения приподнялся со стула незнакомый человек в штатском. — Почему на восток? Что за провокационные параллели? Вы что имеете в виду? Кто сказал?
Все молчали.
— А куда еще? — на правах старшего решил разрядить напряжение Нево. — На западе-то море.
— Я сказал, — неловко цепляясь автоматом за скамью, поднялся Шарон, из второгодок. — Население всегда перемещают на восток. Не первый раз уже.
— Фамилия?
— Шарон Мучник. Запишите. И еще запишите: я в этом участвовать не буду.
Человек в штатском потер лоб ладонью и повернулся к командиру.
— Лейтенант! Что вы молчите? Ведите инструктаж согласно полученной установке.
— Приказ комбата не обсуждается! — встрепенулся командир. — То есть, даже не комбата, а командующего округом. Вы, напоминаю, находитесь в армии, а не у мамы на кухне. Так что всякие “хочу не хочу” можете отставить и забыть. Отказы не принимаются. Согласно полученной установке, гауптвахтой отказники не отделаются. Приказано выкидывать таких на тыловые базы. Шарон, имей в виду.
Шарон молчал, насупившись и глядя в пол. Нет для боевого солдата страшнее наказания, чем изгнание из родной части, от друзей и кровных братишек по оружию, по немыслимым маршброскам в сорокоградусную жару, по многочасовой засадной неподвижности в мерзлой грязи, по поту и страху, по радости и слезам.