— Я не нуждаюсь в таких жертвах, — сказал Шагал, — я нуждаюсь только в понимании.
— Понять другого — это и значит пожертвовать собой, — сказала Анна.
Сели за стол, на котором стояли принесенные пирожные и печенье.
— Возьми пирожное, это тебе, — сказала Анна.
— Можно, — сказал Шагал, — я отнесу одно пирожное Белле?
— Ты неисправим, — вздохнула она.
Вдруг двери кофейни резко распахнулись, и вошли люди в кожанках, держа в руках револьверы.
— В чем дело, товарищ? — испуганно спросил хозяин кофейни Гуревич.
у меня разрешение комиссара по продовольствию.
— Постановление губсовета, — сказал чекист, — кофейня закрывается из-за наличия в ней тараканов.
— Каких тараканов? — сказал бедный Гуревич.
— Всем приготовить документы, — не слушая Гуревича, сказал чекист.
Шагал подошел к чекисту и предъявил ему комиссарский мандат.
— Эта женщина со мной. — Он указал на Анну.
— Спасибо, Марк, — сказала Анна, когда они вышли на улицу. — Лишний раз с этим учреждением мне встречаться не хочется. Но и тебя долго ли будет выручать комиссарский мандат? Подумай об этом.
— Я подумаю, — сказал Марк.
Подходя к дому, Марк вдруг увидел Беллу с ребенком, сидящую на чемоданах. На балконе, освещенный фонарями, стоял Малевич, а за его спиной хоровым полукругом небольшая кучка преподавателей и студентов.
— Постановлением общего собрания преподавателей и учащихся витебской академии искусств, — торжественно произнес Малевич, — учитывая ложность концепций и отсталость творческих взглядов директора академии искусств Марка Захаровича Шагала, общее собрание постановило изгнать Шагала Марка Захаровича в двадцать четыре часа из академии.
— Изгнать в двадцать четыре часа! — подхватил хор.
— Пойдем переночуем к моим родителям, — сказала Белла.
— Хорошее постановление, — сказал Шагал. — Это вы сочинили, Малевич? Чувствуется ваша рука. Подкрепившись всем, что я вам добыл, получив хлеб и заказы на работу, вы взбунтовали учительский коллектив и перетянули на свою сторону незрелых, обманутых учащихся. Но как же двадцать четыре часа, если вы изгнали мою жену с ребенком немедленно?
— Это была художественная гипербола, — усмехнулся Малевич. — Квартира нужна нам немедленно для одной молодой преподавательницы.
— Для какой? — спросил Шагал. — Не для той ли, которая развлекается с городскими комиссарами и весьма любезно уступает их домогательствам?
— Это я делаю для пользы академии! — выкрикнула преподавательница.
— Ах, вот оно что! — закричал Шагал. — Что ж, пусть теперь академия получает хлеб, краски и деньги с помощью женщин определенных профессий.
Я умываю руки.
— Пойдем, Марк, — сказала Белла. .
— Нет, подожди, я им хочу еще кое-что сказать, — произнес Шагал.
— Хватит разговоров! — крикнул один из учащихся. — Теперь мы говорим! Прежде вы не давали нам рта открыть!
— Признаюсь, я не отличался терпением и, зная наперед, о чем вы будете говорить, не давал вам высказаться до конца. Но, едва я уйду, вы тут же успокоитесь. Вам не с кем будет спорить, а собственных мыслей у вас нет, одни лишь невразумительные вымыслы.
— Кто говорит о вымыслах? — насмешливо произнес Малевич. — Человек, который способом своего художественного воздействия избрал раскрашенную теологию и сказочную чертовщину?
— Что касается моих ангелов, демонов, стихийных и прочих духов, — сказал Шагал, — то они входят в состав материала художника, чтобы не дать больше земной тяжести перевешивать и порабощать свободу всех иных образов. Вы же, Малевич, пытаетесь загнать свободу в геометрические клетки.
— Геометрия создала аэроплан, — сказал Малевич, — особенно геометрия Лобачевского, геометрия не плоскости, а пространства. А аэроплан показывает, что можно преодолеть закон природного тяготения. В новом, переделанном аэропланами пространстве вашим ангелам, Шагал, делать нечего. В новом пространстве ваши ангелы, лишенные моторов, упадут на землю.
— Ангелы без моторов упадут на землю, — подхватил хор.
— Вы, Малевич, очевидно, говорите о бутафорской земле из «Мистерии «Буфф» Маяковского или о рафинированно—тошнотворной земле из оперы «Под солнцем» на слова Крученых, который бормочет пьяные нечленораздельности, думая, что расшатывает синтаксис. Вы, Малевич, намалевали для такой земли свои супрематические декорации, так тешьте себя и далее этим тухлым мясом, как тешит себя гиена эгофутуризма, следующая за львом ушедшей классики. Да, над такой гнилью ангелы не летают. Но пока будет существовать настоящая земля, независимо, какого цвета: красного, синего, лилового, — над ней будут летать ангелы.