— У нас гостья, — шепотом сказала Белла, когда Марк вернулся домой, Анна Литвак. Помнишь, моя подруга из Витебска? Она приехала очень утомленной, и я уложила ее спать.
— Я уже проснулась, — сказала Анна за перегородкой и вышла, красивая, подтянутая. — Рада тебя видеть. Надеюсь, Белла не будет ревновать, если мы поцелуемся по старой дружбе. — Она обняла Марка за плечи и поцеловала.
Мне Белла рассказывала, что ты занимаешься здесь популяризацией искусства среди детдомовцев.
— Учить этих искалеченных детей — святое дело, — сказал Марк.
— По-моему, святое дело художника — это живопись, — сказала Анна.— Ты согласна, Белла?
— Я согласна, — сказала Белла, — но Марк находит вдохновение у этих сирот. Несмотря на перенесенную тяжелую болезнь, он работает лучше и больше, чем в Витебске. Недруги из академии его буквально терзали.
— Вдохновение — дело хорошее, — сказала Анна, — но все-таки художнику нужны какие-нибудь маломальские приличные условия... Не понимаю, как здесь можно жить и работать. Какие-то доски вместо стен, застойные запахи. А эта железная кровать? Я на ней спала одна и всего час, но чувствую себя совершенно измученной. Как вы здесь спите вдвоем?
— Мы на ночь расширяем ее с помощью досок, — сказала Белла.
— И все-таки мне здесь лучше, чем в Витебске, откуда меня попросту выгнали, — сказал Марк. — Конечно, скучаю по своим, но и это чувство помогает в работе. Я начал писать портрет моего отца. Закрываю глаза и вижу его. Вижу, как папа возвращается домой из селедочной лавки в своей жирной и просоленной одежде. Глаза у него кроткие, с серовато—синим блеском.
— Да, — вздохнула Анна, — когда отец твой попал под машину и погиб, весь город был взволнован.
— Что, — закричал и затрясся Шагал, — мой отец погиб? От меня скрыли?
— Что я наделала? — сказала Анна. — Белла, почему ты меня не предупредила?
— Я забыла, — сказала Белла, — я виновата.
— Ты все забываешь! — закричал Шагал и изо всех сил стукнул кулаком по столу. — Ты скрыла от меня телеграмму. Я не был на похоронах. А ведь отец просил.
— Ты был тяжело болен, — сказала Белла, — а потом я все собиралась и все не решалась. Ждала, когда ты окрепнешь.
— Извините меня, — сказала Анна, — я, пожалуй, пойду. — Она попрощалась и вышла.
Марк опустился на железную койку, плечи его дрожали. Белла села рядом.
— Я хочу побыть один, — сказал Шагал, надел плащ и вышел.
Он пошел по тропке, не зная куда.
— Марк, — окликнули его.
Анна стояла в тени под деревом.
— Ты меня ждала?
— Я знала, что ты выйдешь. В такие моменты хочется на воздух.
— Да, на воздух. Ах, если бы можно было подняться в воздух, полетать в одиночестве!
— Ты сейчас нуждаешься не в одиночестве, а в друге, который тебя понимает. В женщине, которая тебя понимает. Помнишь наш разговор в Витебске?
Они пошли рядом через поле.
— Кажется, я был несправедлив к Белле, — сказал Марк. — Но как она могла столько времени скрывать от меня смерть отца? Я писал ему письма, куда же она их девала? Прятала? Но это безжалостно, безнравственно... Бедный мой отец. Помню, я позвал его на свадьбу: «Папа, приходи на мою свадьбу». Он мне ответил: «Я охотнее пошел бы поспать». Наверно, он был прав. К чему было связываться с такими знатными людьми. Ее отец уписывал каждый день виноград, как мой — лук... А лица ее родственников на свадьбе. Жаль, что я не Веронезе.
— Успокойся, Марк. Твой отец прожил достойную жизнь. Все мы смертны.
— Папа... Закрываю глаза и вижу его. Папа поставил самовар и начинает набивать папиросы. Мама все говорит и говорит, стучит пальцем по столу, качает головой. Папа слушает ее, перед ним высится уже целая гора папирос. Почему Белла скрыла от меня телеграмму? Почему? Я ведь почти никогда уже не плачу. — Он заплакал громко, навзрыд, не таясь.
— Поплачь, поплачь, — сказала Анна, — это хорошо.
— В Витебск я больше не вернусь, — сказал Шагал, когда порыв отчаяния минул. — Мне не довелось хоронить ни маму, ни папу. На похороны мамы я просто не приехал. Я не мог это видеть. Потерять последнюю иллюзию. А ведь это могло быть и полезно. Увидеть выражение смерти на лицах родителей. Увидеть снежно-белое лицо мертвой матери. Она так меня любила! Почему я не приехал? Это дурно. А лицо отца, раздавленного судьбой и колесами автомобиля. Он был бы так рад, если бы я приехал. Но он не воскреснет.