— Господи! Неужто он заставил вас нарушить обеты?
— Нет. В то время я еще не приносила клятв. Но честь потеряла. Только Бог знает, насколько это важная потеря. — Она подошла к окну и выглянула. — Я просто прошу тебя не говорить с моим сыном о войнах и воинах, — мягко произнесла она.
Что ж, она была в своем праве. Это же ее сын. Да и шансов стать воином у него было не больше, чем у меня. Так что я молча кивнул и стал доедать кашу, гадая о том, кто же такая мать Гвена.
Я отставил миску. Женщина повернулась от окна, улыбнулась, пытаясь сгладить напряжение, повисшее после ее слов.
— Поел? Вот и хорошо. А теперь давай посмотрим твою голову.
Она внимательно осмотрела рану, наложила какую-то мазь и перевязала. Закончив возиться со мной, она отошла и стала тщательно вытирать руки передником.
— Как Эйвлин? — задал я, наконец, мучивший меня вопрос. — Ну, та женщина, с которой я пришел.
— Она спит. В келье ей тепло и удобно.
— Она… проснется? — спросил я после недолгого молчания.
Вместо ответа она долго разглядывала меня.
— Это для тебя важно?
— Да. Я люблю ее.
Она еше некоторое время смотрела на меня, а потом улыбнулась как-то совсем иначе, чем прежде. И я понял, что если до этого она мне не доверяла, то теперь отношение изменилось. Улыбка на лице помощницы сестры Телери стала открытой и теплой, и, удивительное дело — лицо преобразилось! Я только сейчас понял, что она редкостно красива.
— Ты говоришь правду, — кивнула она скорее каким-то своим мыслям. — Темные времена. Женщинам живется особенно трудно. На их долю приходится много зла. А если даже это не так, то думаешь в первую очередь именно об этом. Твоей подруге… повезло. — Она забрала у меня поднос. — Все. Довольно разговоров. Оставайся в постели и постарайся отдохнуть как следует. Сестра Телери говорит, что при ранах головы это лучшее лечение.
— Конечно. Я с удовольствием полежу. Давно не приходилось. — Я поблагодарил ее, а сам подумал, что без Гвина валяться в постели будет скучно. А если придет Гвин, то как же не говорить о Камланне? — Одна просьба… Вы не могли бы попросить священника, чтобы он меня причастил? Гвин, помнится, хорошо отозвался об отце Гилле.
— Я обязательно поговорю с отцом Карнедиром, когда он закончит с уроками. Сестра Телери зайдет попозже. Она расскажет о состоянии вашей подруги. Вам же это важно, не так ли? Заодно поговорите о том, чтобы она тоже причастилась. Передайте сестре Телери, что я, Элидан, поговорю со священником... Эй, что с тобой? В чем дело?
Элидан! Вот оно что!
Милорд столько лет искал ее, а нашел-то я! Она, конечно, она, без всякого сомнения. Если она принесла обеты после рождения Гвина или незадолго до его рождения, значит, прошло немногим больше восьми лет! И время сходится! Но тогда Гвин — сын лорда Гавейна! Вот как Бран узнал об их секрете. О, Боже!
— Леди, — хриплым от волнения голосом обратился я к ней, — мне приходилось слышать ваше имя раньше.
Слова мои поразили ее. Однако женщина быстро справилась с собой.
— В моем имени нет ничего особенного, так что едва ли ты слышал именно обо мне. Ничем таким я не прославилась, просто одна из сестер аббатства Святой Елены.
— Да, конечно, просто одна из сестер… только отца вашего звали король Кау, а ваш брат был королем Эбраука.
Ее лицо застыло.
— Это вздор! — заявила она решительно. — Ты говоришь о ком-то другом.
— Леди, у вас северный акцент, речь Гвинеда другая. Вы же принесли обеты, так почему вы отрицаете, что вы — Элидан, дочь Кау?
Она поспешно поставила поднос, наверное, чтобы не выронить его.
— Хорошо. Ты прав. — Она выпрямилась, став еще выше ростом, хотя и без того никто бы не назвал ее маленькой. Теперь передо мной стояла женщина явно благородного происхождения. — Да, я — Элидан, дочь короля Кау. Но я отреклась от мира и мирских дел и... у меня есть враги. Надеюсь, ты не выдашь меня.
— До целого мира и мне нет дела. Но своему милорду я обязан буду рассказать.
— Своему милорду? Скажи, кто твой господин?
— Лорд Гавейн ап Лот. Он искал вас, леди, долго искал.
— Нет! — вскрикнула она. — Боже мой, нет! Я поклялась, что до самой смерти больше не увижу его! Ты... Слушай! Это он обманул меня, солгал мне, нарушил клятву, убил моего брата, опозорил меня и мой дом. Ты скажешь ему, что я не нарушу своей клятвы!
Ее ужас и гнев лишили меня дара речи. А потом я вдруг подумал, что будь на моем месте лорд Гавейн, он встал бы перед ней на колени и покорно слушал то, что она говорит. И я рассердился!
— Он плохо поступил с вами, леди, — сказал я, — но не так плохо, как вы хотите представить. Если двое людей ссорятся, то у каждого из них своя правда. В вашем бесчестье вашей вины не меньше, чем его.