— С одной стороны, конечно, так, — медленно сказал я, — но, сдается мне, милорд Гавейн знает, как помочь Эйвлин.
— Нет! — в ужасе воскликнула леди Элидан. — Он сюда не придет! Я не хочу, чтобы он узнал о Гвине!
— Элидан! — прикрикнула сестра Телери. Она была на добрые пять дюймов ниже своей помощницы, совсем не так гордо выглядела, но леди Элидан сразу сникла. — Элидан, если Рис говорит правду, мы понятия не имеем, что там случилось с ними на дороге. Позволить девушке умереть из-за твоих страхов перед каким-то лордом — тяжкий грех. Если он действительно сможет ее исцелить, конечно, надо позвать его.
— Да? А на моего сына тебе наплевать? — ощетинилась леди Элидан. — А вдруг он его заберет?
— Никто не заставляет тебя говорить ему о мальчике. Не можешь простить мужчину — твое дело. Но мне не верится, что он собирается принуждать тебя к чему-нибудь. А жизнь девушки — это наша забота.
— Ты права, наверное, — леди Элидан совсем склонила голову. — Пусть будет, как будет. Рис ап Сион, если ты считаешь, что Гавейн сможет помочь девушке, приведи его сюда. И я с ним поговорю. Но, ради спасения твоей души, не говорит ему ни слова о моем сыне!
Я растерялся.
— Ладно… Только я не соображу, как добраться до лорда Гавейна… Если я вернусь в Деганнви, стражники даже не впустят меня. И как я тогда найду своего господина?
— Поклянись, что не скажешь ему о Гвине. — Похоже, леди Элидан не слушала меня. — Я доверяю тебе великую тайну.
Эх! Если бы она действительно простила лорда Гавейна, не стала бы требовать от меня никакой клятвы. А если не простила… Тогда, конечно, лучше бы моему хозяину вовсе не знать о существовании собственного сына. Что он будет делать с ребенком? Не станет же он, в самом деле, силой отбирать его у матери? Она же говорит, что не отдаст… и я ей верю. Но, с другой стороны, если хозяин узнает о ребенке и ему придется оставить его на попечение матери, это же какой дополнительный груз ляжет на его душу? А там и так много чего есть.
— Да, клянусь, что не буду упоминать о Гвине при моем хозяине до тех пор, пока вы сами не разрешите, — сказал я, глядя прямо в глаза леди Элидан. — Да поможет мне Бог и все его святые! Клянусь спасением своей души, не скажу ни слова.
— Хорошо. Тогда зови своего господина. Я поговорю с аббатисой Мэр, сообщу ей все обстоятельства. Попрошу помочь тебе, потому что верю твоему рассказу о колдовстве. Сам Бог велел нам помешать этим злым козням!
Я с благодарностью кивнул.
— Вот и славно! — сестра Телери обняла леди Элидан. — С этим мы разобрались. И как нам связаться с твоим хозяином?
— Ну, как… придется мне пойти туда. Попробую перелезть через стену ночью. Может, получится…
— И не думай! — решительно заявила сестра Телери. — Твое место здесь. Сиди и отдыхай!
— Мы же можем отправить посыльного с письмом, — предложила леди Элидан. — Он спокойно войдет в ворота Деганнви. Скажет, что хочет предложить в крепости какие-нибудь товары из монастыря.
— Я писать не умею, — признался я.
Леди Элидан улыбнулась.
— Ты в аббатстве, дорогой мой! Здесь писать умеют. Продиктуешь. Хорошо бы уговорить отца Гилла. Его кобылка — это всё, что у нас есть. Я поговорю с ним сегодня же. А потом ты продиктуешь мне письмо.
— А теперь — отдыхать! — скомандовала сестра Телери. — У тебя впереди важная работа.
Она выскочила из кельи, захватив с собой поднос. Следом за ней вышла и леди Элидан. Она не оглянулась.
Я вздохнул и лег, уставясь в потолок. О многом надо подумать, какой уж тут отдых! Каждый раз, когда мне удавалось отвлечься от мыслей об Эйвлин, — а что толку? Беспокойся, не беспокойся, делу не поможешь, так вот, если не думать об Эйвлин, тут же начинаешь думать о лорде Гавейне. Может ли он в самом деле помочь? А вдруг он сам нуждается в помощи? Там же вокруг враги, и даже на Руауна нельзя положиться. Конечно, Руаун поддержит хозяина против Мэлгуна, а вот то, что он на стороне Мордреда, хозяин может просто не знать. Руаун — хороший человек, но его уже обманули. И даже если Мордред сотворит какую-нибудь пакость, еще неизвестно, одумается ли воин. И я еще не знаю, чем кончился для Мордреда удар поленом по голове. Вряд ли чем-нибудь серьезным, но помешать, или хотя бы отсрочить планы Моргаузы, он мог. Хотелось верить, что Эйвлин постаралась. Она девушка сильная. Так что сейчас у Мордреда голова должна болеть не меньше, чем у меня. А еще и Моргаузе досталось! Вот с этой воодушевляющей мыслью я и заснул.
Уж не знаю, то ли из-за моей раны, то ли еще почему, но меня мучили кошмары. Снилось мне, что я вижу королеву Моргаузу в какой-то маленькой комнате. Она что-то пела и заплетала волосы в какую-то чудную прическу. Потом послышался плач, сначала отдаленный, потом все громче и громче. Я понял, что слышу панихиду, только служба идет на каком-то странном языке. Моргауза перестала петь, расхохоталась, показывая белые зубы, а звуки панихиды тем временем становились все громче. Показалась похоронная процессия. Кто-то шел в темноте с факелами, свет и дым которых окрашивался в ярко-красный цвет, но ничего не освещал. Несли носилки. На них лежало тело, укрытое плащом. Внезапно сквозь кольцо плакальщиц протолкался Агравейн ап Лот. Он бросился к носилкам и зарыдал, прикрывая лицо плащом. Все начало отдаляться; плач становился тише, а я изо всех сил пытался подойти ближе, чтобы узнать, кто лежит на носилках, потому что до судорог боялся увидеть лорда Гавейна. Звуки панихиды перешли в слабый гул, словно подул сильный ветер. Свет факелов растворялся в темноте. Я опять погрузился в океан черноты. Раздался грохот, похожий на гром, и я открыл глаза. Передо мной стоял Мордред. Он улыбался.