Степан окинул взглядом контору. И тут кое-что переменилось. Занавески красивые, стол новый, а в углу тумбочка с проигрывателем. Эта штука, знать, играет, когда сидит Манухин по вечерам. То ли вправду дел много (учится в техникуме Манухин), то ли домой не хочет появляться. Поздным-поздно мимо конторы идешь, все на пластинке голос поет: «Отговорила роща золотая».
Знать, глянется эта песня Манухину. Печальная. По его тоске.
Положил Манухин трубку, извинился перед Степаном. И обходительности у него прибавилось.
— Слушай, Степан Никитич, а что, если тебе перейти с трактора на агрегат витаминной муки? Машина непростая. Поставили Семена Кокоулина, а у него ни терпения, ни умения. Молодяшка еще. Четырежды горел уже «авеэм», все недосмотр.
Сказал и взглянул в самые глаза. Будто не только согласие работать на «авеэме», еще хотел чего-то по ним узнать. Степан взгляд отвел.
Заходил он как-то в поставленную на отшибе от деревни сараюшку, где стоит этот агрегат. Вроде работает ничего. А, видать, тоже нелегко примениться к нему.
— Заработок на агрегате лучше, да и на месте будешь, на тракторе не трястись, — уговаривал его Афоня.
Степан закурил. Надо помозговать. То ли вправду авеэмщик не справляется, то ли в угоду ему Манухин хочет такую перекидку сделать? Тогда уж вовсе не то получится. На живое место садиться — навек человека обидеть. На «Беларуси», конечно, суетно. Лето сухое, траву где попало — в болотцах, на старых одворицах да пустошах — приходится заскребать. Городские шефы вон в березнике деревья валят, чтоб веников наломать. Из-за листа пятнадцатилетние березки под топор. На «авеэм» тоже эти ветки идут. Прожорлив агрегат.
— Берись, Степан Никитич, — настаивал Манухин.
— Дак, поди, Семен-то изобидится?
— Да вот он заявление принес. Не могу, говорит, вернее даже, вот как у него написано: «И не хочу, и не буду, лучше не уговаривайте».
Может, и договорились бы они, стал бы Степан работать на этом самом агрегате витаминной муки, да вышла незадача. По лицу Манухина, смотревшего в окошко, понял он: что-то на улице случилось. Оглянулся — ничего не случилось. Просто по проулку мимо конторы медленно шла его дочь Даша. На одной руке плащ, в другой — сумка. Сама в белой кофте, золотистые серьги в ушах — ни дать ни взять заезжая артистка. Ступает этак неторопливо, плавно.
Украдкой взглянула на окна. Заметила Афоню — лицо сразу просияло. У него рука взлетела, махнул Даше. Глаза засветились, да, видно, вспомнил про Степана, крякнул, спросил:
— Есть ли у тебя закурить?
Но Степана как подстегнули, выскочил из конторы. Ну, Дашка!
После того, как он узнал от Макина о том, что дочь видели с Манухиным в городе, съездил к ней. С Ольгой так порешили, да и новый трактор велел Зотов с базы «Сельхозтехники» принять.
Сел Степан на вокзале в троллейбус. Когда продвинулся к кабине, обмер: Дашка — не Дашка? Не мог понять. Восседает этакая краля за рулем. В ушах большие, колесами, серьги болтаются. Гонит машину вовсю, не боится. Успевает остановку называть, причем все слова на «а» произносит, будто телевизионная дикторша. Когда сзади сидел, подумал же, что знакомый какой-то голос, а не определил, что Дашкин.
Стукнул Степан пальцем в стекло, оглянулась водительница — и вправду Даша. Тут только окончательно распознал свою родную дочь.
Не сумел он выведать, бывал ли Манухин у нее в гостях. Ловкости не хватило. А она не проговорилась. Ольга уж за это его всласть поругала.
— За чем ездил-то тогда?
— За трактором.
— Ох, Степан, Степан, проглядим девку.
Выскочил Степан из конторы сердитый.
— Приехала в отпуск, што ли?
— Приехала, — откликнулась Даша, а сама на Манухина смотрит. Он тут как тут, рядом с ним стоит.
— А чо околицей к дому идешь? — недовольно спросил Степан.
Даша залилась краской, но нашлась что ответить.
— Машина сюда подвезла, пап. А ты чего хмурый?
— Ну-ну, пойдем, — заторопил ее Степан.
А Афоня встрял в разговор. Начал плести, что недавно в город ездил, что вот Степана уговаривал работать на агрегате витаминной муки. Может, она пособит уговорить. Со Степановым-то стажем да умением там работать надо. По звуку мотора может определить, в чем неисправность. В общем, и с Дашей говорил и его, Степана, умаслить хотел. Ну и хитер стал Афоня Манухин.