- Вы меня разволновали, очаровательная Забава Карловна, аппетит пропадает, - нахмурил гость лоб, - Как это с мужем через пробирку? У меня дар речи... того. Это чтоб бабы не рожали? - перекрестился он, - Это как? Чтоб меня не матушка моя родила, а баба чужая? Или, выходит, не чужая? А родная, а матушка что, биоматериал сдала и привет, но я-то не слизь в пробирке! Я человек!
- Вот и поняли вы меня, Никодим Матвеич, что у меня в душе... Мира нет. Сна нет. В Париж барышня собрались, учиться там хотят. Слизь в пробирке сдавать хотят. В цивилизацию хотят. В Берлин ещё хотят, тусить.
- Да как так? Бабы не рожают? А кто? - не унимается гость.
- Да бабы, бабы, упокойтесь, Бог с вами. Только не сами. Они в Париж индусок для этого навезли. Теперь гражданки Индии рожают парижан. Община целая за городом для этого, теперь на ихних улицах беременную не встретить, некультурно считается. Поэтому Варвара Антоновна культурной быть хотят, замуж не хотят. У них теперь французский фэшн в трэнде.
- Вы это безобразие прекратить обязаны, Забава Карловна. Барышню дома надо оставить. Пусть перебродит муть её. Не надобны девкам науки столичные, книги пусть отцовские читают до замужества. И в Париж не пущать! А если они против слова вашего голос драть будут, дык выход один. Средств финансовых больше не отпускайте, ей быстро под зад дадут в столице без средств. И чернавку пороть!
- Да порки запретили давно. Закон приняли. Уж братец мой покойный не порол никого, только Ваську облезлого, что девицу попортил.
- Да что нам в России-матушке их законы столичные? Так и до пробирок дело дойти может. И художника этого гнать в шею, - подскочил Никодим Матвеич, - я сегодня же его на станцию отвезу, свяжем с мужиками, а коли баловать вздумает, плетей ему горяченьких! И джинсы драть не будет!
- Пойдёмте, милый друг, Никодим Матвеич, у самой руки чешутся спустить с лестницы этого проходимца.
По лестнице заговорщики забрались с лёгкостью, взявшись за руки, а Никодим Матвеич успел даже со своими мужиками по телефону переговорить. Из глубины штанов достал экран глянцевый и придушенным голосом своему охраннику Макару команду отдал, чтоб тот, не мешкая, на "Волге" к усадьбе Поливановой мчался и чтоб плети захватил.
И вот так, чувствуя за спиной, плечи Макара, широким шагом закатил Никодим Матвеич в опочивальню барышни, а следом и хозяйка прошмыгнула, челом бледнее луны, румянца её игристого как ни бывало.
- Доброго здоровия, барышня, Варвара Антоновна, - поклонился управляющий наследнице угодий покойного барина Поливанова и взглядом полоснул по косматому художнику, - А ты, холоп, чьих будешь?
Художник от страха палитру выронил, а барышня возьми да и подскачи с кровати, волосы над головой вздыбились, из глаз молнии.
- Какое обращение некультурное! Да кто позволил вам с моим бойфрэндом будущим так разговор вести, как с холопом? - возмутилась барышня.
- Это что это за "бойфрэнд"? Луковая голова, которая пробирки размешивает? - осведомился Никодим Матвеич, прищурившись одним глазом.
- Вы, Варвара Антоновна, сами непочтение проявляете, систематическое, - вышла из тени гостя родная тётка и подплыла к окну, - Никодим Матвеич наш гость и человек в округе известный, его и в жандармерии, и прокуратуре с уважением принимают и к мнению прислушиваются, не говоря уж об голове.
При слове "прокуратура" будущий "бойфрэнд" пожелтел лицом и как-то голову в плечи втянул, а Никодим Матвеич приободрился и с удовольствием кашлянул.
- У меня и оружие имеется, и разрешение, и всё с собой, - он провёл ладонью по заднему карману шаровар, и выкатил пылающие гневом глаза на художника, - так что документики предъявите, если вам общение с барышней дорого.
Племянница и тётушка онемели. Им в голову не пришло проверять документы у приблудившегося художника. Сколько таких по дорогам российским бродит, хлеба просят и ночлега иногда. Варвара Антоновна никого не обижает, даже пропойц горьких, а в прошлом году пришла немая девушка крестьянского сословия, голодная, на сносях, так её барышня пожалела сердечно, в доме оставила и работу дала, ни одного документика не спросила. А дитё родилось - тут уж Забава Карловна и купала, и пеленала, и за доктором посылала. Девушка теперь бельё тельное барышне стирает и руками в роднике полощет.
- Вы это представление в моём доме прекращайте! - неожиданно усилила голос барышня, оглядывая то пожелтевшего бойфрэнда, то почтенного гостя, - Я здесь одна хозяйка. И моё здесь слово у власти. Как скажу, так и будет. Лео - мой гость, - с любовью произнесла она, касаясь понурой головы художника, - Мне с ним хорошо. И точка. Мы решили не расставаться и вместе отправиться в Париж.