Агеев ответил, что узнавал о них разными способами. Например, Марина Амоскина сама рассказала. О парикмахерше Дудинской услышал в магазине, жиличка из того дома жаловалась на нее продавцу. О Гольцове прочитал в Интернете. Музянов выступал по местному телевидению и делился своими планами срубить рощу и застроить это место жилыми многоэтажками. О том, что завхоз Бубенцов собирается срубить растущие возле школы деревья и посадить яблоневый сад, услышал от двух девочек в сквере. Они разговаривали между собой, а одна из них не могла сдержать слез, так жалко ей было школьные деревья.
– Вы даже мать троих детей не пожалели, – укорил старика следователь.
– А разве Огуревич пожалела здоровое, полное сил дерево? Какими после ее поступка вырастут ее дети?! – гневно возразил Агеев.
– А теперь они останутся сиротами!
– Нет, у них есть отец. Я узнавал. Он их любит, просто Огуревич не давала ему с ними видеться и всем говорила, что он отказался от детей, хотя алименты от бывшего мужа получала исправно.
– Неужели вы ни в чем не раскаиваетесь? – не выдержал следователь.
– Раскаиваюсь, – ответил Агеев, – вернее, жалею.
– И о чем же?
– О том, что не сумел найти и покарать убийцу Спиридона Матвеевича.
– Его нашли другие, – ответил следователь. – И жить ему осталось недолго.
– Тогда все хорошо, – ответил Агеев, потом добавил: – Мне тоже не больше полутора месяцев осталось. Именно так мне сказал врач.
Все это рассказывая детективам, Наполеонов постоянно косился на Мирославу и, не выдержав, спросил:
– Ты его не осуждаешь?
– Шура, я не судья, – ответила она и добавила тихо: – Но я на стороне дриад.
– Что и требовалось доказать, – пробормотал Наполеонов.
Ольга Баскова
• Без срока давности •
Глава 1. Бирюлево, 1956 г.
Мария Степановна опаздывала на работу без предупреждения, и это не укладывалось в голове. Дело было не только в том, что женщина работала учительницей русского языка и литературы и готовила кабинет к первому сентября, но и в том, что Мария Степановна поражала своей пунктуальностью. Вот уже много лет она приходила в школу в одно и то же время – 8.00, и неважно, в рабочие или выходные дни. Для нее будто не существовало отпусков и воскресений. Летом женщина появлялась в пустующем здании, брала ключ и шла в свой кабинет, только уже не готовила к уроку доску, а отчитывала рабочих за грязь и настаивала, что парты нужно выкрасить в темно-зеленый цвет. Сначала о таком поведении учительницы судачили, но быстро перестали. Если ты один-одинешенек на белом свете и школа для тебя словно родной дом, как поступать иначе? Весь коллектив привык, что Мария Степановна на работе уже с восьми – минута в минуту.
Но сегодня учительница опаздывала, и десятый класс сиротливо подпирал стенку напротив двери, выкрашенной белой краской. На дворе стоял душный, влажный август, лето не подходило – мчалось к концу, и учительница вызвала своих выпускников раньше на неделю: нужно было отрепетировать линейку 1 сентября, для этого мероприятия десятиклассники вместе с первоклассниками готовили стихи и песни.
– Такого еще не было. – Староста Таня Ратушнова покачала головой. – Нужно бы завуча, Марфу Захаровну, предупредить. А вдруг заболел человек, лежит и пошевелиться не может?
– Предупреди, – согласился комсорг класса Андрей Иванов. – Всякое случается.
Таня побежала в учительскую, толкнула дверь и оказалась перед завучем, женщиной средних лет, с гулькой на затылке.
– Что ты хотела, Ратушнова? – строго осведомилась Марфа Захаровна, и Таня затараторила:
– Мария Степановна… Ее до сих пор нет. Она нас вызвала на репетицию. Не знаете, что с ней?
Завуч нахмурилась:
– И дверь в кабинет закрыта?
Девочка закивала. Марфа Захаровна явно не отличалась доверчивостью. Глянув на часы, она помчалась в обитель Марии Степановны, чтобы проверить, не обманули ли ее ученики.
Дверь действительно никто не отпирал, сторожиха Клавдия Ивановна подтвердила, что сегодня учительница не брала у нее ключ.
Завуч забеспокоилась.
– Танюша, – обратилась она к девочке, – сбегай к ней домой. Это недалеко, за пять минут управишься.
– Да знаю я. – Староста выбежала из школы и помчалась к двухэтажному строению, где в коммунальной квартире обитала Мария Степановна.
Взбежав на крыльцо, она оказалась в темном, пахнувшем сыростью коридоре и, отыскав квартиру номер три, забарабанила в дверь. Ей открыла пожилая женщина.
– Что стучишь-то в такую рань? Ты кто такая?