Оба верили: впереди долгая и счастливая жизнь. Но их мечтам не суждено было сбыться: однажды ночью за ним пришли. Она кричала и металась, как зафлажкованная волчица, но представители органов с каменными лицами переворошили все в комнате и увели его.
В тот день для нее началась другая жизнь. Она обивала пороги тюрьмы в ожидании суда, ходила к следователю, но добилась немногого: ей сказали, что муж обвиняется в шпионаже и она не увидит его очень долго. За такое преступление обычно дают десятку лагерей.
Она бегала по инстанциям, собирала его характеристики, доказывала, что этого не может быть. Он фронтовик, имеет боевые награды. Какой шпионаж? Однако следователь с желтым лицом и красными от недосыпа глазами игнорировал ее просьбы.
Она надеялась на советский суд – самый справедливый в мире, и поэтому как громом прозвучал приговор: восемь лет лагерей.
Женщина не помнила, как все это пережила. Кажется, в полном одиночестве, ведь друзей у нее теперь не было. Приехали мать с отцом, стали уговаривать развестись.
– Это можно сделать без проблем, – настаивала мать, раньше времени постаревшая в колхозе. – Иначе на тебе останется клеймо члена семьи изменника Родины.
Она запротестовала:
– Ну и пусть. Он ни в чем не виноват, и я его не предам.
– Ты дура или блаженная? – сокрушалась мать.
Отец лишь крякал в сивые усы и курил вонючую папиросу. А она продолжала обивать пороги, чтобы узнать, в какой лагерь отвезут его. Когда узнала, тут же собрала весь нехитрый скарб и поехала следом.
Там, в Сибири, она сняла комнату и устроилась уборщицей в маленький магазинчик недалеко от лагеря, чтобы быть поближе к нему. Страдания, беготня и суровый сибирский климат сделали свое черное дело: случился выкидыш. Окружающие поражались ее спокойствию и вере, что в конце концов мужа оправдают. Но его не оправдали, он оттрубил от звонка до звонка: сильно постаревший в свои сорок с лишним и больной туберкулезом. Кашлял сипло, с кровью, говорил, что скоро умрет, но она поила его разными отварами, не забывала давать лекарство.
– Мы выстоим, любимый.
И в это женщина тоже верила. Ну не может их семья взвалить на свои плечи еще одно испытание.
– Ты не против, чтобы мы вернулись в Бирюлево? – однажды спросил он. – Я хочу умереть там.
Она кивала:
– Конечно, мы вернемся. Но ты не умрешь. Родина всегда лечит.
Когда они покидали Сибирь, обоим хотелось думать, что это действительно так, что им отведено хотя бы несколько лет пожить для себя, без детей. Не потому, что они их не хотели – просто уже не могли.
Глава 7. Бирюлево, 1956 г.
Когда Мартынов явился к Сапожниковым с санкцией на обыск, глава семьи, Федор, был дома. Он валялся на кровати, курил и стряхивал пепел прямо на пол. Следователь поморщился от едкого дыма, наполнившего комнату.
– Ты бы жену свою пожалел, – укорил он хозяина. – Сам травись сколько угодно.
Сапожников встал и уставился на него масляными глазками. Его лицо испещрили красные прожилки хронического алкоголика.
– Я рабочий человек и веду себя так, как считаю нужным, – отчеканил он. – А вы, гражданин начальник, потрудитесь объяснить, зачем пожаловали. Мы люди честные, супротив закона не идем.
Взгляд Петра Петровича задержался на стеклянной копилке – белой с голубым лягушке. Он взял ее в руки и повертел.
– Откуда у вас эта вещь?
Варвара встрепенулась и бросилась защищать мужа:
– Товарищ следователь, это не та копилка. Здоровьем детей клянусь, не та.
Федор удивленно заморгал:
– Какая – не та?
– У вашей покойной соседки была такая же, – пояснил Мартынов. – Сдается мне, это она и есть.
– Убивец ее унес, – сокрушалась Варвара. – А это наша, товарищ следователь. Вы кого угодно спросите. Давно она у нас.
Сапожников поднял вверх большой палец:
– Мы грамотные, тоже кое-что понимаем, – заявил он не без гордости. – Ежели это копилка старой грымзы, на ней должны сохраниться ее отпечатки. А там их нет. Забирайте и проверяйте. – Он посмотрел на жену: – Значит, меня подозревают в ее убийстве? На кой черт мне сдалась эта старуха?
– Участковый говорил, что она писала на вас, – невозмутимо ответил следователь. – Конечно, для честного человека такие кляузы не страшны, а вот, если рыльце в пушку…