– Кто она, знаешь? – не отставал Петр Петрович.
Женщина задумалась.
– Было что-то знакомое в ее фигуре, да только в темноте не признала. Извините, товарищ следователь, больше помочь не могу.
– Напомни своему муженьку, чтобы не уезжал из города, – вместо прощания сказал Мартынов. – Еще увидимся.
Он сделал несколько шагов и вытащил руку из кармана, подставив ладонь моросящему дождю. Вот уже который день дул порывистый ветер, моросил дождь, и становилось жалко летнюю жару, видимо, ушедшую безвозвратно. Может быть, их ждет еще бабье лето?
Вздохнув, следователь направился в отдел.
Григорий Орловский ожидал его в кабинете.
– Помните, вы хотели узнать все о людях, живших с Лагодой в одной квартире? – спросил он и протянул листок бумаги. – Мне это удалось с большим трудом, но все же удалось.
Петр Петрович почти вырвал бумагу из его руки и впился глазами в строки, написанные черными чернилами.
Смазанная картина преступления теперь обрела очертания и стала простой и понятной. Он понял, какую женщину видели Прохоров и Сапожникова.
Глава 10. Бирюлево, 1956 г.
Клавдия Ивановна ожидала Мартынова в маленькой подсобке для уборщиц. Возле столика стоял старый-престарый чемодан с треснувшей пластмассовой ручкой.
Петр Петрович взглянул на него и понял, что не ошибся.
– Так и знала, что вы сегодня придете, – прошептала Милентьева и провела рукой по лбу. – Я уже устала ждать. Пусть скорее все закончится. – Она села на один из табуретов и закрыла глаза, а майор прислонился к стене. Он ожидал печальный рассказ, признание – и не ошибся. Женщина вздохнула и силой воли вызвала в памяти тяжелые события.
Клавдия много работала, приносила лекарства – в больнице ее жалели и помогали, но Иван потихоньку умирал. В конце концов, он впал в забытье. Женщина сидела рядом с ним, держала за руку, словно хотела передать оставшиеся у нее жизненные силы.
– Милый, милый, как же так! – шептала она горестно. – Почему жизнь так к нам несправедлива?
За несколько часов до смерти Иван пришел в себя, погладил ее ладонь.
– Как я счастлив, что у меня такая жена, – прошептал он.
Клавдия уткнулась в его грудь:
– Мы еще поборемся!
Она сама не верила в то, о чем говорила. Муж попытался улыбнуться, чтобы подбодрить ее, но улыбка вышла слабой и жалкой.
– Я не хотел тебе говорить, – каждое слово давалось ему с трудом. – Но ты должна знать… Ты не раз спрашивала, кто написал на меня донос.
Она закивала:
– Да, да, кто, умоляю, скажи, кто?
– Мария Степановна, – выговорил Иван, тяжело дыша. – Наша соседка по старой коммунальной квартире.
Женщина дернулась:
– Этого не может быть! Она же учительница!
Он сжал ее руку:
– Следователь не раз махал этой бумагой перед моим носом.
Клавдия Ивановна побелела:
– Но зачем? Зачем?
Вдруг она охнула и прижала пальцы ко рту. Неприглядная картина десятилетней давности предстала перед ней. Как-то раз в тесной кухне учительница недовольно заметила:
– До чего у нас у всех маленькая жилплощадь! Разве можно здесь полноценно жить? Вот если бы мне досталась еще одна комната…
Тогда Клавдия не придала этому значения. Почти все советские люди мечтали о собственных квартирах или нескольких комнатах в коммуналке. Но погубить из-за этого человека…
Иван смотрел на нее печальными серыми глазами.
– Ты все поняла?
Она кивнула:
– Это очень жестоко, Ваня. Учительница разрушила нашу жизнь, и ей нет прощения.
Он ничего не ответил, повернулся к стене.
В этот день она стала вдовой. На похороны никто не пришел. А Клавдия и не хотела никого видеть. Придя с кладбища, она помянула своего Ванюшу и поклялась отомстить.
Полгода женщина горевала и собиралась с силами, а потом уволилась из больницы и устроилась работать в школу, поближе к обидчице. Та, разумеется, ее не узнала. Цветущая молодая женщина превратилась в выработанную пожилую особу, не снимавшую траурный платок. Учительница не догадывалась, что каждый час, каждую минуту уборщица и сторожиха обдумывает план мести, и ей было наплевать на свою дальнейшую судьбу. Пусть расстреляют! Жизнь без Вани лишалась всякого смысла.