Та дубовая роща находилась на окраине города и служила местом отдыха, приютом влюбленным и убежищем бездомным собакам; зеленый массив облюбовали соловьи. Дубы стояли задолго до того, как началась застройка района, и простояли бы еще не один век, но кому-то из власть имущих понадобился именно тот клочок земли, хотя вокруг было немало пустырей.
Вадим жил рядом с рощей и каждый вечер прогуливался среди дубов; листва гасила шум шоссе, поглощала запахи выхлопных газов, как бы создавала особый воздушный колокол — в роще всегда было тихо и дышалось легко, и каким бы усталым и разбитым Вадим не был, прогуливаясь по роще, чувствовал, как к нему возвращается душевное спокойствие — особенно весной, когда буйно цвели кустарники, стоял душистый древесный настой и неистово пели соловьи.
Но последние годы даже весенние прогулки не спасали Вадима от натиска злости к «демократическим» реформам в стране.
…В тот жаркий летний день Вадим пришел домой поздно и, изнывая от удушливой духоты, отправился проветриться в рощу, но еще издали увидел — часть деревьев обнесена дощатым забором. Вначале он подумал — решили благоустроить зону отдыха, но глухой забор навел его на мысль, что планируется какая-то основательная стройка. Несмотря на поздний час, в роще полным ходом прокладывали гравийную дорогу.
Вадим подошел к рабочим.
— Что здесь собираются делать?
— А кто их знает, — протянул один из рабочих. — Наше дело маленькое, бери побольше да тащи подальше.
Другой рабочий, густо пересыпая речь матом, сообщил о каком-то «тузе из новых русских», приезжавшем на джипе, будто бы этот «туз» собирается строить себе в роще особняк.
Утром Вадим проснулся от грохота бульдозера — в роще уже спиливали дубы: корчевали пни, срезали кустарник.
— Это что же творится? — пробормотал Вадим и бросился по этажам созывать людей. Звонил в каждую дверь.
— Ну и что? Может, магазин наконец сделают, а то ходим незнамо куда, — говорили одни.
— А что изменится? — отмахивались другие. — За нас все уже давно решили. Властям на нас начхать. Мы ничего не изменим.
— Как не изменим! — повысил голос Вадим. — Выйдем, встанем толпой, не дадим губить деревья!.. Сидите в своих норах, жалуетесь на жизнь, а что вы сделали, чтобы изменить эту жизнь, сделать ее лучше?!
Призывы Вадима наталкивались на равнодушие, апатию.
Все оттого что многим давно стало ясно — «демократы» все делают для себя, а на народ им попросту наплевать; тех, кто поднимал голову, объявляли экстремистами и быстро ставили на место; не мудрено, что люди разуверились в своих силах.
Из всех жильцов лишь одна старушка согласилась пикетировать стройку; вдвоем они и направились к роще.
— Это ж вандализм, то, что вы делаете! — срывающимся голосом сказал Вадим прорабу.
— У нас предписание, — проворчал прораб. — Спилить столько-то корней, подготовить площадку под строительный объект.
— Что ж у вас, сынок, неужто сердца нет, — пробормотала старушка. — Ведь здесь же и детишки гуляли, и мы, пенсионеры. Где теперь мы гулять-то будем?
— Мамаша, мне и самому эта стройка вот здесь сидит, — прораб приложил ладонь к горлу. — Я этих новоиспеченных миллионеров с шальными деньгами… всех бы отправил куда надо. Проворовались вконец, и творят что хотят… А мы здесь мелкие сошки, выполняем что прикажут… Пишите жалобы в префектуру, или как там она называется.
Вадим приехал в префектуру, с полчаса ходил из кабинета в кабинет, пока его не направили к заместителю префекта; еще полчаса ожидал приема в очереди, наконец вошел к молодому человеку с холодным, безучастным взглядом.
Выслушав Вадима, чиновник отчеканил:
— Есть решение о возведении частных коттеджей. Вы газеты читаете?
— Но ведь вокруг полно пустырей, почему именно в роще? — возмутился Вадим.
— До пустырей далеко вести коммуникации.
— Это разве ж довод! Да вы знаете, что этой роще не одна сотня лет?! Что в ней поют соловьи?!
— Какие соловьи?! О чем вы говорите?! В стране идут реформы… Мы поддерживаем людей с новым мышлением, предприимчивых — тех, кто занимается бизнесом и хочет жить благополучно, а не в трущобах… Пора отказываться от устаревших понятий — общественное, общее, наше. Стране нужны личности, а не абстрактные понятия.
— Но реформы должны приносить пользу, а не вред, и всем, а не единицам. Вы подумали о людях, которые отдыхают в роще, о пенсионерах?