Уже через две недели часть низины превратилась в отличную площадку с лавкой для зрителей. И начались баталии, да такие, что случалось, к играющим подключались огородники и гаражники, и уже никто не делил окраинное население на «своих» и «чужаков»; только доминошники продолжали стучать костяшками — считали свою игру более «интеллектуальной», но издали все же наблюдали за игрой.
Соорудив первую игровую площадку, Петрович принялся за вторую.
— Пора возродить и другие русские спортивные игры, — сказал и начал завозить грунт под площадку для игры в «чижа» и лапту.
Второе обустроенное место для «малого спорта», как называл народные спортивные игры Петрович, сделали быстрее — уже набили руку на земляных работах. С появлением этой «спортивной зоны» многие решили, что теперь Петрович успокоится, но не тут-то было — он вдруг вздумал устроить волейбольную площадку — к этому времени помощников у него прибавилось. Пустырь, точно гигантская мембрана, как бы передавал колебания от кипучей работы любителей спорта — эти колебания все настойчивей проникали в окраинные квартиры, будоражили жителей. Ребята приводили с собой приятелей, старших братьев, отцов. Увлеченностью, настроем на полезное дело Петрович заражал все большее количество людей, его деятельность оздоравливала атмосферу окраины; до него процветало пьянство, рабочие изъяснялись только посредством мата — теперь многим стало не до пьянок, а ругаться при интеллигентном Петровиче и вовсе выглядело дикостью; некоторые при нем даже стеснялись говорить неправду; до него подростки бесцельно слонялись по дворам, покуривали, хулиганили — теперь сразу после школы спешили на пустырь, а дома только и говорили о своем кумире и его планах насчет волейбола.
На самом деле планы Петровича, человека революционной закалки, простирались гораздо дальше — различные спортивные сооружения и футбольное поле, а конечная цель — нешуточный размах — настоящий стадион с трибунами — и это был не какой-то авантюрный романтизм, не нахальные планы, а пытливый энтузиазм, основанный на точном расчете. В отличие от разных крикунов с дикими взглядами (из числа райкомовских деятелей), которые призывали тратить время на какие-то отдаленные искания, приземленный, независимый, свободомыслящий Петрович имел четкие, конкретные ориентиры. За одни только планы Петровичу следовало бы поставить памятник, и уж, конечно, было бы справедливо, если бы людям платили деньги не только за работу, но и за идеи — как в Японии. От этих самых идей у Петровича трещала его волшебная голова, они не давали ему покоя, он спешил воплотить их в жизнь — потому и на пустырной стройке работал как одержимый, без передыха; с каплями пота на переносице носился от одной группы строителей к другой, всех подбадривал, хватался за самые тяжелые бревна, возил самые нагруженные тачки, и никто не знал, как по ночам он страдал одышкой, глотал таблетки, как его «пилила» жена.
Под волейбольную площадку пришлось завозить три самосвала песка, и утрамбовывали его с неделю, потом сыпали толченый кирпич, обтесывали и вкапывали столбы; и никто не догадывался, что и песок, и столбы, а позднее — весь спортивный инвентарь Петрович купил на собственные деньги; на вопросы «где достал?» — отмахивался:
— Договорился на работе, списали как брак… Нашел дома случайно.
Кое-кто (из среды доминошников) усмехался:
— Взял, где плохо лежало.
Но таких было ничтожное меньшинство, единицы и, как правило, — сами нечистые на руку, большинство считало Петровича в высшей степени порядочным, кристально честным и, что особенно важно, бескорыстным стариком. Собственно, слова «старик», «папаша» ему совершенно не подходили — мальчишеский задор делал его молодым.
К концу лета началось центральное действие — любители спорта, возглавляемые неутомимым Петровичем, принялись за футбольное поле: выравнивали колдобины и рытвины, таскали на носилках и возили на тачках дерн с косогора. Теперь Петровичу помогала вся окраина — приходили целыми семьями. Случалось, на пустыре работало около сотни человек, а по воскресеньям — и в два раза больше — это был массовый воспламенительный порыв.
Как только поставили ворота, Петрович организовал футбольные команды; сам не играл, но вдохновенно руководил тренировками — выжимал максимум из каждого момента — и еще более вдохновенно, даже азартно судил матчи. Что удивляло в Петровиче-тренере, так это требовательность; он никому не позволял расслабляться, не давал поблажек ни подросткам, ни взрослым, не делал скидок на усталость после рабочего дня и давал задание серьезно, без своих обычных шуточек. Свой жесткий метод объяснял предельно просто: