— И чего к ней липнут? Ничего не чувствует. С ней весь поселок крутил. А ты? Нет? Она у меня дежурная. Свистну, сразу идет.
Он подмигнул ей и сделал жест рукой: мол, хочу тебя забрать. Зойка пожала плечами, но на платформе протянула провожатому руку и подошла к Андрею, еле слышно сказала «здрасьте» и пошла с ним в сторону его дома.
Велосипед — основной вид транспорта загородников. У нас две тысячи катаются на велосипедах, то есть все жители, поскольку в поселке и живет две тысячи. У одних велосипед как велосипед — рама да два колеса с передачей. У других — еще масса устройств: крылья, багажник, фара, звонок, спидометр.
Самый необычный велосипед у почтальона деда Лукьяна — издали его машина похожа на этажерку; кроме обычных атрибутов на ней уйма всякой всячины: ветровое стекло, щитки перед педалями, полный набор инструментов, аптечка. Но главное, у этой машины есть коляска-прицеп, в котором дед возит газеты. И есть моторчик! Настоящий самодельный моторчик. Он страшно дымит, тарахтит, расплевывает копоть, но тянет как надо! Когда дед Лукьян раскочегарится, его не обогнать и нашим лучшим гонщикам. Дачники только шарахаются в стороны и ахают:
— Вот это драндулет, я понимаю!
— Вот тебе и керосинка!
Подкатит дед Лукьян к забору, «квакнет» в грушу, кинет газету или письмо в палисадник и, не притормаживая, гонит дальше.
Чудаков у нас полно! Взять хотя бы посудомойку в пристанционном буфете — черноволосую женщину средних лет; она ходит по залу, собирает посуду со столов, смахивает тряпкой крошки, рыбную труху и постоянно ворчит. Ее зовут Мария Георгиевна. Она считается интеллектуалкой, поскольку может поддержать беседу с любым «интеллигентным» посетителем. Как-то, в благодарность за то, что Мария Георгиевна дает мне сигареты в кредит, я принес ей пропуск в наш театр (я работаю бутафором).
На спектакль Мария Георгиевна явилась вся в мехах и бриллиантах и не столько смотрела на сцену, сколько косилась по сторонам — все ли оценили ее драгоценности? В антракте я встретился с ней в буфете и взял по фужеру лимонада. О спектакле она сказала только одно слово — «ничего», зато с большим вниманием рассматривала посетителей, потом вдруг загрохотала на все фойе:
— Анька! Ты, что ли?!
Она толкнула меня в бок и заспешила к буфетчице. И там простояла до второго звонка; потом, раскрасневшаяся, подошла ко мне.
— Ты иди. Меня не жди. Я здесь подружку встретила. Вместе в Пушкино работали. Сейчас с ней поболтаем. Столько не виделись!..
В этот момент мимо бежал какой-то паренек и нечаянно задел наш стол, один из фужеров с лимонадом опрокинулся.
— Извините, пожалуйста, — проговорил парень.
— Смотреть надо! — грозно отчеканила Мария Георгиевна. — Но ничего, иди. Уберем.
Как бы предугадывая ее мысли, из-за стойки раздался звонкий голос:
— Маша, лови! — и наша буфетчица Анька через весь зал, через головы доедающих и допивающих кинула тряпку.
Мария Георгиевна поправила бриллиантовые серьги и профессиональным жестом поймала тряпку.
— Держи-ка, — она протянула мне фужеры, ловко промокнула лужицу на столе и заспешила с тряпкой к подруге.
Каждый день в пристанционном буфете появляется бывший оперный певец, тучный толстяк в засаленном жилете, с бабочкой. Его всегда ждут, к его приходу готовятся. Он шумно распахивает дверь и прекрасным баритоном поет: «Добрый вечер вам, сеньоры! Добрый вечер! Добрый вечер!». Затем смолкает, здоровается со всеми за руку, как самый почетный гость усаживается в середине буфета и вновь затягивает какую-нибудь арию.
Больше двух куплетов не поет — его донимает бронхит, он багровеет, трясется, достает платок, откашливается. А вокруг бежит шепоток: «талант!», «гений!». К нему пододвигают стакан вина, но он вялым жестом ставит барьер между собой и напитком. И тут же откуда-то из-под мышек певца протягивается трясущаяся тонкая рука, и стакан исчезает. Так повторяется несколько раз, пока кашель окончательно не скручивает маститого «маэстро». Тогда из-за его спины встает маленький морщинистый человечек в рваном пиджаке и, с трудом удерживая равновесие, поднимает тонкую руку:
— Мы больше не можем… петь! — важно произносит он. — Артист — это… надо понимать!..
Он склоняется к певцу и пытается приподнять опустошенное, размягшее тело. К нему бросаются помощники и, рассыпая благодарности, провожают артиста до платформы. По дороге морщинистый человечек создает артисту рекламу — бессвязно бормочет, что их ждут в оперном театре…
Этот певец и его антрепренер каждый вечер объезжают все станции по нашей линии, в буфете то и дело слышится: «Он скоро прибудет». Или: «Его час назад видели на соседней станции».