Я был счастлив: впервые за многие годы плыл с собакой, без приятелей, и при этом не испытывал ни малейшего чувства одиночества. Теперь я не был стеснен рамками коллективных туристических правил, и мог поступать как заблагорассудится: грести сколько хочется, останавливаться где вздумается, вдоволь спать и просто бездельничать.
Но главное, что давало уединение, — более внимательно наблюдать за всем, что нас окружало. Теперь я особенно остро воспринял призывы к охране окружающей среды — то тут, то там на берегах виднелись следы варварства: порубки в молодой березовой рощице, костры в сухом чернолесье, брошенные сети, в которых гнила запутавшаяся рыба. Теперь я в полной мере ощутил чувствительность и хрупкость природы, и мне захотелось объявить все земли вне городов заповедниками. Много раз я слышал от туристов, что они не видят большой беды в одной срубленной для палатки елке. Им и в голову не приходило помножить эту елку на количество подобных палаточников, ежедневно плывущих по реке. И уж совсем им было невдомек, что вместе с этой елкой разрушился целый маленький мир, связанный с ней: владения птиц, жуков и пауков; без тенистой хвои выгорели травы, зачахли цветы, потрескались норки кротов и выползней, погибли слизняки и личинки. Да и соседние деревья начали болеть, поскольку в природе все взаимосвязанно, соединено воедино невидимыми нитями и одно без другого не может существовать.
На второй день пути мы с Челкашом догнали пластмассовую лодку. В ней сидели старичок со старушкой; оба неторопливо гребли. Метров за триста до этой лодки Челкаш вдруг вскочил, стал принюхиваться, бурчать. Тут же в лодке старичков поднялся здоровенный дог и залился басистым лаем. Поравнявшись, я поздоровался. Старички вежливо ответили и как-то извинительно объяснили свою тихоходность «созерцанием красот». И они, и я перестали грести, и некоторое время наши лодки течение несло рядом.
Старички оказались пенсионерами из Минска. Бывшие учителя, они решили посетить места, где в молодости познакомились.
— Я работал в одной сельской школе, она — в другой. Встречались на полпути, между деревень, — с улыбкой рассказывал старичок.
Охваченная романтическими воспоминаниями, старушка улыбалась, кивала, дополняла рассказ существенными подробностями — какие полевые цветы и яблоки приносил ее ухажер на свидания.
Сколько перевидал я туристов! Некоторые плывут на двухэтажных плотах, и их песни слышны на десятки километров окрест. Другие бесшумно скользят по воде в какой-нибудь изящной байдарке и на громкие приветствия попутчиков отвечают только легким кивком. Вечером того же дня мы увидели гигантскую надувную лодку, в которой находилось несколько семей, в том числе трехгодовалые дети. Юные путешественники плыли с игрушками, но уже показывали чудеса героизма: случалось вставали на борт лодки с радостными криками, делая вид, что бросаются в воду. На них были спасательные жилеты, но, конечно, после таких номеров матери шлепали отпрысков, а то и безжалостно привязывали их веревками к мачтам. На реке насмотришься таких плавсредств, такой экипировки, понаблюдаешь такие сценки — вроде побывал в театре!
На следующий день в полдень мы подошли к деревне Угольщино. Дома окружали бесчисленные огороды; земли там были не скудные, и от буйной зелени заборы прямо-таки потрескивали.
Оставив лодку в камышах, мы с Челкашом пошли в магазин — пополнить запасы продовольствия.
Наверняка жители деревни повидали немало туристов, но все равно на нас с Челкашом глазели из палисадников и окон — ясное дело, в размеренной деревенской жизни появление нового человека — событие. Меня встречали с радушной учтивостью — подробно объясняли, где магазин, когда он работает и что в нем есть.
Челкаша местные низкорослые собаки облаивали без всякой учтивости, но с некоторым недоумением, с ленцой — видимо, псы никогда не видели чужаков столь внушительных размеров. Челкаш делал вид, что не замечает собратьев, но на всякий случай искоса посматривал по сторонам — как бы кто не подкрался и не цапнул его сзади.
На ночлег мы встали пораньше, как только по левому берегу потянулись прямоствольные сосны, и с реки я заметил оборудованную стоянку с настилом сена для палатки и сушняком для костра.
Разбив на поляне лагерь, мы прошлись по лесу вдоль реки, и я насобирал целый котелок грибов: плотных, увесистых белых, чистых маховиков и лисичек, разноцветных сыроежек. Лес был наполнен запахами земляники, медуницы и хвои. Дышалось необыкновенно легко. Я заметил, что совершенно перестал кашлять. В городе по утрам не мог откашляться, и прострелы замучили, а здесь за два дня все как рукой сняло.