Маттео высокомерно улыбнулся:
– Среди равных не принято, конечно. Но ведь ты же не будешь ставить рядом кьянталусского графа и какого-то ингарийского мещанина?
Услыхав такое, Анэсти аж побелел, развернулся к Маттео, смерил его очень холодным взглядом голубых глаз и сказал:
– Благодари богов, что мы на задании. Иначе б я тебе точно в твое графское благородное рыло засветил бы своим неблагородным мещанским кулаком. Не за личное оскорбление и даже не за то, что ты совал нос в мои письма, а за то, что ты позоришь паладинский мундир такими высказываниями. Но когда мы с задания вернемся, я точно тебе ввалю как следует. Даже если мне потом придется неделю в карцере сидеть.
Маттео только собрался ответить что-то ядовитое и остроумное, как вдруг заорал Карло, оба тут же развернулись в его сторону и Маттео, который был к нему ближе, выхватил меч, подскочил к могиле и с маху воткнул клинок в намогильную насыпь. Раздался мерзкий визг, и рука беспокойника, схватившая Карло за ногу, разжалась. Анэсти призвал очищение, но не простое, а храмовничье, сработавшее не на площадь, а на двадцать футов во все стороны, в том числе под землю. Визг повторился, земля на могилах осела, уже почти вылезший из могилы беспокойник рассыпался в прах. Карло шлепнулся на задницу, но тут же вскочил.
– И чего было орать, обычный беспокойник. Ты бы еще дольше возился с печатью, – Олаварри счистил сырую землю с клинка и вложил меч в ножны.
– Я делал всё как надо! – возмутился кадет.
Анэсти присел на корточки возле могилы, мистическим зрением разглядывая печать, и вздохнув, быстро поправил ее:
– В общем-то она уже ни к чему, там один пепел. Но для порядку… Карло, посмотри и запомни, потому что в следующий раз может не повезти.
– Не трать время на объяснения, этому барану объяснять бесполезно, – Маттео презрительно посмотрел на Карло. – Идем дальше.
Анэсти встал, подошел к двум другим могилам и проверил печати. Там они были наложены как надо.
– Идем. Но, Олаварри, ты запомни мои слова насчет рыла и кулака. И кстати… за это меня конечно Кавалли запихнет в карцер дней на пять точно, но и тебе от карцера тоже не отвертеться. Потому что когда он меня спросит, за что я тебе ввалил, я ему скажу правду.
Кьянталусец фыркнул:
– Ты ввали сначала. Меня с двенадцати лет учили кулачному бою лучшие мастера Кьянталусы.
– Когда тебя учили кулачному бою лучшие мастера Кьянталусы, я в кузне молотом махал и клещами болванки ворочал. Так что мне достаточно будет врезать тебе один раз, – Анэсти выдернул из покосившейся оградки толстый железный прут и без особо заметных усилий сначала согнул его в петлю, а потом разогнул и переломил пополам, а обломки отбросил в кусты. Олаварри побледнел.
– Но даже если я не смогу тебе ввалить, это ничего не изменит, Кавалли тебя всё равно накажет, как только выяснит, из-за чего была драка. А Филипепи еще и добавит что-нибудь на свой вкус.
От этих слов Маттео побледнел еще сильнее. Валерио Филипепи, несмотря на в общем-то мягкий характер, был человеком очень принципиальным и на наказания изобретательным.
– Слушайте, может, потом уже будете разбираться с этим всем, а? Нам ведь поскорее до телепорта дойти надо, – подал голос Карло. Паладины повернулись к нему, удивленные тем, что он рискнул вмешаться в их спор.
– А ты помалкивай, – Анэсти разозлился. – И думай над тем, где и как ты ошибку сделал, когда печати налагал.
Карло насупился, но смолчал.
Дальше они все шли молча. Прошли один виток дороги, и пока что ничего интересного не попалось, кроме одного несчастного скелета, рискнувшего выскочить на них из полуразрушенного склепа. Паладины предоставили Карло с ним разбираться. Кадет справился быстро, и похоже, даже не успел осмыслить, что и как он делал, само получилось. Поняв, что на сей раз не сплоховал, он аж засветился от удовольствия.
Повернув на второй виток кладбищенской дорожки, который шел в низине, поросшей чахлыми елками, Анэсти спросил:
– Олаварри, ты что, ингарийский знаешь?
– Вот еще, к чему мне голову такой ерундой забивать? – высокомерно отмахнулся Маттео.
Анэсти опять начал злиться, но все-таки сдержался и продолжил расспросы:
– А как же ты тогда мои письма читал? Я их ведь на родном языке пишу.
– Адрес на конверте ты же на фартальском написал, а то как бы ты из Фартальезы его отправил, – вдруг вместо Маттео сказал Карло. – Вот он и прочитал. А остальное угадал… Мы же почти все каким-нибудь девушкам такие письма пишем и подарки шлем… – Карло вздохнул.
– Какой умный кадет, – с непередаваемо едкой иронией восхитился Маттео. – Поумнее даже, чем младший паладин Анэсти Луческу. Не знаю, Луческу, чему там вас Манзони учит, а наш наставник чуть ли не с первого дня нас на такие мелочи натаскивает.