– Да-а-а, вот это жопа так жопа – когда даже и не знаешь, что лучше: жить или сдохнуть… – впечатлился Артурэ. – А откуда ты это всё знаешь? Тонио рассказал?
– Много книг читал, – улыбнулся Оливио. – И тебе советую. Паладин должен быть хорошо образован, причем не только по прямой паладинской надобности…
Артурэ опустил голову. Читать он очень не любил, за что его наставник Джулиани частенько поругивал и даже иногда засаживал в карцер с книгой, веля в качестве наказания ее прочесть и потом пересказать.
Коридор сделался ниже и уже, фрески стали изображать просто скелетов, черепа и ритуальные предметы некротических культов. Пол стал наклонным. Оливио припомнил карту некрополя и сказал:
– Переход на нижние ярусы. В старые времена туда ходили только служители культов… – он погасил свои огоньки, кроме двух. Один послал вперед, а второй поднял над головой и сделал поярче.
Вскоре появились и ступени. И повеяло холодом.
Артурэ принюхался:
– А тленом не воняет.
– Конечно, тут нечему вонять – всё уже давно истлело, – Оливио запустил еще пару огоньков как можно дальше, то же самое сделал и Дино. – Ты лучше в мистическом плане принюхивайся. Вот в нем смердит знатно.
Дино сморщил нос:
– Это верно.
Кадет вздохнул, вошел в легкий транс и… заорал, бахнуло белым, и высунувшийся из ниши в стене скелет рассыпался горсткой пепла от пламенной стрелы. Артурэ сплюнул:
– Тьфу! Я чуть не обосрался с перепугу!
– Так я же тебя предупреждал, – с легкой укоризной сказал Оливио.
– Ну, я думал, это так, шутка, – кадет пустил свой огонек в нишу и осмотрел ее. Ничего кроме паутины там уже не было, конечно.
Оливио пожал плечами:
– Ты разве не слышал, что у меня нет чувства юмора и я не люблю шутки? – в его голосе проскочил тонкий сарказм, который уловил только Дино.
Артурэ покраснел и ничего не ответил. Про Оливио и правда другие младшие паладины и кадеты, кто его не очень хорошо знал, поговаривали, будто он никогда не смеется, шуток не понимает и шутить не умеет. И что лучше с ним не шутить, а то мало ли. На самом деле, конечно, это была неправда, просто шутил и смеялся он обычно в кругу близких друзей.
Пройдя еще пару десятков футов, Дино спросил у него то, что хотел спросить очень давно:
– Хм… Оливио, а скажи, ты правда девственник?
На это Оливио только вздохнул едва слышно и ровным голосом ответил:
– Я никогда не спал с женщинами, если ты об этом. И вообще никогда не трахался добровольно.
– М-м-м… – Дино слегка смутился, но любопытство пересилило. – Я слышал твою историю, ну, про гардемаринскую школу и… то, что там было. Просто… разве можно остаться девственником после того, как… даже если недобровольно?
– Я не знаю, Дино, – все так же ровно сказал Оливио, но Дино уловил в его голосе легкую горечь. – Но разве эти нюансы так важны?
– М-м-м… – еще больше смутился Дино, уже жалея, что вообще задал этот вопрос. – Просто… ну, тебе все эти мистические умения легко давались сразу, даже без молитвенных бдений и прочего. Как и Робертино. Выходит, если недобровольно – то не считается?
– Наверное, – Оливио остановился, прислушиваясь к своим мистическим чувствам. Дино тоже остановился, и тоже прислушался. Что-то тревожное было в тонком плане, но в таком месте как это – неудивительно. Тревожное – и странное.
– Как ты понимаешь, я этого не хотел и удовольствия не получал, – Оливио вдруг с силой провел рукой по лицу, словно что-то смывая. – Тело… с ним можно сделать что угодно. И они делали. Но сам я им не достался, – он улыбнулся злой улыбкой, оскалив зубы.
– Если честно… – Дино заставил себя посмотреть ему в лицо. – Если честно – я, наверное, не смог бы такое выдержать. Сломался бы.
Оливио на это промолчал, хотя Дино явно ждал ответа. Не дождавшись, Дино тихо сказал:
– Ты сохранил свою честь. А я… Я вот даже ради чести семьи не смог решиться на эту клятую женитьбу… Знаешь… отец ведь меня запер, чтоб я не сбежал. Я сидел в кладовке под лестницей, запертый на ключ, и думал, думал… Полночи думал – может, все-таки как-нибудь стерплю. Ради семьи. Долгов было очень много, очень. Отец заложил всё, что только можно, лишь бы не вышло на публику, что барон Каттанеи беднее самого последнего из своих арендаторов… Мы три года к тому времени без слуг обходились, кроме кухарки и одного лакея, который прислугой за все работал, и то, по-моему, из милосердия. Ели пшеничную кашу с льняным маслом и пустую чечевичную похлебку, гостей старались не приглашать – мать специально больной притворялась… Дома в таких обносках ходили, в каких в Фартальезе даже нищие не ходят… А все потому, что папаша в карты играть очень любил и наделал жутких долгов, потом пытался всё поправить, но получалось плохо. А тут такая возможность решить всё разом – надо только мне жениться на старой даме и ублажать ее как следует. Только, знаешь, слухи ведь ходили. Нехорошие слухи и упорные. Да что там слухи… Все это знали, просто вид делали, будто не верят. Она ведь очень богатая, и всех в кулаке держит, на каждого векселя есть… Трех мужей она свела в могилу. Первого – того самого домина, от которого всё свое богатство унаследовала. А потом двух других. Один вообще до двадцати пяти только дожил, третий который. Тоже младший сын владетельного дона с большими долгами, красивый был… В браке три года прожил с ней, а потом будто бы от зимней горячки умер. А на самом деле… Говорят, что она пытки любит и жестокую порку с… разными извращениями. Вот он и не выдержал, повесился. Или она его повесила, черт знает. Я думал – может, пусть она погасит отцовы векселя, я потерплю, сколько смогу, а потом сбегу куда подальше при первой же возможности. Но все-таки не решился, ни ради долгов, ни ради чести семьи. И сбежал рано утром, два часа перед тем провозился, замок вскрывая... Отец и старший брат со мной два года не разговаривали… пока дядюшка, материн брат, им наконец не помог векселя выкупить… под условием, что отец на старшего брата тут же домен отпишет… Это он из сочувствия к нам, двум младшим, ведь средний брат тоже сбежал, в тот же день, вместе со мной в Корпус хотел, да потом передумал и в Обитель Матери пошел. Боялся, как бы и его жениться на этой извращенке не заставили. Дядя, оказывается, хотел нам с ним свое состояние завещать, своих детей у него нет… ну а когда мы с Леопольдо посвященными сделались, попросили его старшему всё передать, нам-то теперь ни к чему. Отец, правда, меня всё равно не простил. Считает, что я предал семью и попрал семейную честь.