Оливио расставил свечи по алтарям, потом положил на алтарь Девы пучок сорванных по дороге в Жуткий Замок полевых ромашек, и опустился на колени, достав четки. Погрузился в молитву и постепенно вошел в медитативный транс, потому появление Анэсти отметил лишь краем сознания и не стал на это отвлекаться. Анэсти расставил по алтарям свечи, возложил Деве букетик шалфея и преклонил колена перед ее алтарем футах в трех от Оливио. Он тоже был учеником Джудо и тоже выбрал храмовничество – скорее по традиции, чем по призванию, ведь в роду Луческу многие становились паладинами-храмовниками, как, например, Дельгадо – странствующими.
Чуть позже в церковь зашел третий ученик Джудо – кадет Рикардо Вега, и опустился на колени перед алтарем Матери. Рикардо, как и Джудо, был на четверть кровавый сид, и обеты у него были такие же, и он так же был посвященным Матери, а не Девы. Разве что по юности ему еще не требовалось так часто бывать с женщинами, как его наставнику, но обеты соблюдать нужно было неукоснительно, они были еще жестче, чем у обычных храмовников.
Но все трое очень удивились, когда, закончив бдение и с удовольствием потянувшись, заметили неподалеку коленопреклоненного Джулио. Кадет нервно перебирал четки, сбивчиво шептал молитвы и вообще выглядел очень взволнованным, а вовсе не умиротворенным, как обычно бывают люди в молитвенной медитации. Оливио, Рикардо и Анэсти не собирались ему мешать и хотели уже тихонько уйти, как он сам закончил молитву, напоследок склонившись перед алтарем так, что даже чуть стукнулся лбом о каменные плитки пола, и повернулся к ним:
– Оливио… Анэсти… Рикардо… что мне делать-то?
Анэсти недоуменно переспросил:
– В смысле? Ты о чем?
Джулио, продолжая стоять на коленях, потеребил в руках четки и, опустив голову, прошептал:
– Так ведь я того… не стану паладином, наверное. Все же говорят, что я баран и ни на что не гожусь. А если я второе посвящение не пройду? Что тогда? В инквизицию меня ведь тоже не возьмут, кому я там нужен… Не хочу в монастырь…
По его лицу покатились слезы. Анэсти схватился за лоб и покачал головой, Рикардо закатил глаза и вздохнул, а Оливио поднял Джулио с колен и повел к выходу. Во дворе, на прохладном воздухе под уже начинающим светлеть на востоке небом он сказал:
– Успокойся. Пока что ты кадет, и пока что никто не говорит о том, что ты можешь не пройти посвящение меча… даже твой наставник сказал ведь, чтоб ты даже не думал о такой вероятности.
– Он просто хотел меня успокоить, – мрачно ответил Джулио, шмыгнул носом и утер тыльной стороной ладони слезы. – Я-то знаю… я-то знаю, что меня все считают ни на что не годным. И это правда. У всех ведь лучше получается, чем у меня.
Рикардо махнул рукой:
– Ну и что. Ты ведь первое посвящение прошел – а оно главное. Дева приняла тебя, несмотря на все те глупости, которые ты откалывал. Если бы ты был совсем ни на что не годен, тебя б уже здесь не было.
Джулио опять шмыгнул носом, глотая слезы. Анэсти положил руку ему на плечо:
– Правды ради, ты, конечно, худший кадет за последние десять лет, как сказал нам Манзони.
От этих слов слезы у Джулио потекли еще сильнее, но Анэсти продолжил:
– Но он еще сказал, что ты далеко не такой безнадежный, как думают все остальные. И что из плохих кадетов часто получаются вполне хорошие паладины.
А Рикардо добавил:
– И вообще, я точно знаю, что старшие паладины обсуждали еще на Новолетие вопрос, а не отправить ли вас с Карло в монастырь, все равно, мол, с вас толку никакого. И сеньор Джудо тогда им велел эту тему больше не поднимать. А мне сказал, чтобы я за вами присматривал и пинал почаще, чтоб не ленились. И помогал. Так что прекрати реветь, и иди спать.
– И вообще, что тебя больше пугает – монастырь или что ты можешь не стать паладином? – спросил Анэсти. – Потому что если монастырь – так у тебя есть еще шанс сделаться инквизитором, туда охотно принимают бывших паладинов или тех кадетов, кто во время учебы сломался, но посвящение прошел. Или священником еще стать можно.
Джулио задумался:
– Ну-у-у… Не знаю… пожалуй что второе. Да. Я хочу стать паладином, – твердо сказал он. – Только боюсь, что не получится.
– А ты не бойся, ты делом занимайся, – усмехнулся Анэсти.
– И помни, что ты – Пекорини, а девиз вашего рода – «Усердие превозмогает», – Оливио коснулся его лба древним таллианским жестом, каким в те времена равный приветствовал равного.
Ободренный Джулио поклонился им и ушел вместе с Рикардо в спальню, занятую кадетами. А младшие паладины пошли к себе, зевая и мечтая поскорее залечь в постель и хоть немного поспать.