И я слежу за движениями памятника.
— Ощути, как ты уплываешь…
И я чувствую, как уплываю.
Веки падают.
Темно, но все же светло.
Но — подождите.
Где это я?
«Наконец-то», — думает Малин, когда замечает, как Юсефин Давидссон погружается в себя, подчиняясь командам Вивеки.
Вопросы она написала на бумажке: Вивека несколько раз повторила, что она, и только она, будет разговаривать с Юсефин во время сеанса. Иначе все осложнится: это ведь не как обычная беседа в состоянии бодрствования, здесь надо следовать за образами и словами, а не за контекстом.
Вивека кладет маятник на стол.
Звук машин, проезжающих по улице Дроттнинггатан, проникает в комнату.
«Можно слышать нас всех пятерых, наше дыхание, — думает Малин. — Мы дышим как один человек».
Лицо Зака бесстрастно: Малин знает, что он очень скептически относится к этой идее, хотя теперь, когда они уже здесь, никогда в этом не признается.
Вивека берет бумажку с вопросами с верхней полки книжного шкафа.
— Юсефин, ты слышишь меня? Я хочу задать тебе несколько вопросов. Ты готова мне ответить?
Белая комната без единого звука.
Чужой голос, мой собственный.
— Задавай вопросы, если ты так хочешь.
— Я буду задавать вопросы.
— Я устала, я хочу спать.
— Парк Тредгордсфёренинген, — говорит незнакомый голос, и из дыры в стене начинает проникать ясный ровный свет, окна становятся черными и исчезают.
— Я проснулась там.
— Что случилось до того, как ты проснулась?
— Я спала. До того я была в кино.
Свет исчезает, комната становится серой, и ко мне движется черный силуэт — волк, или собака, или заяц, или человек. Но какой человек будет ходить на четырех ногах?
— Уберите собаку.
— Собака заставила тебя заснуть?
— Ее уже нет.
— Кто укладывал тебя спать?
— Мама.
Комната снова белая, я одна, а под потолком висят складские полки, как гигантские лампы. Я вижу саму себя спящей, кто-то похлопывает меня по спине, стоит запах бассейна, сухого летнего утра.
— Руки.
— Уложили тебя спать?
— Да.
— Руки мужчины или женщины?
— Не знаю.
— Ты помнишь, как начался тот вечер?
Стены комнаты исчезают, я вижу себя на велосипеде, едущей через лесок, по асфальтовой дорожке, через лес в Рюде в сторону города, но я не знаю, почему я поехала этой дорогой, зачем?
— Я шла по лесу.
— Какому лесу?
— Неправильному лесу.
— Зачем?
Неприятный чужой голос, женский голос, очень старый.
— Почему это был неправильный лес?
— Что-то следило за мной.
— Что было в лесу?
— Что-то.
Какой это лес?
Какая-то сила тащит меня вниз, есть только я, и я засыпаю, просыпаюсь от звуков движущейся машины.
— Потом я ехала в машине.
— Куда?
— К складским полкам, которые только что свисали с потолка.
— Ты попала на склад?
Мое тело на кушетке. Меня трут, кожу жжет, противно пахнет. И что со мной делает это тело, его зубы блестят, меня режут, боль во всем теле, прекратите давить, прекратите давить.
— Прекратите давить, ПРЕКРАТИТЕ ДАВИТЬ, ПРЕКРАТИТЕ, ПРЕКРАТИТЕ ЭТО!
Голос, незнакомый:
— Все наладится, ты в безопасности, теперь ты можешь проснуться.
Я снова в белой комнате, черный силуэт исчезает, и тогда я тоже выскальзываю прочь, кажется, прямо через стену, просыпаюсь в беседке, уже утро, и какой-то добрый человек будит меня, хотя я не сплю.
— Я убежала, я не спала, но я ничего не видела.
— Кто нашел тебя в парке?
— Наверное, человек. А правда — человек ли это был?
— Теперь ты можешь проснуться. Просыпайся.
Чернота.
Открыть глаза.
Мужчина-полицейский, женщина-полицейский, мама со спокойными глазами и тетенька-психолог. Одно у них всех общее — судя по виду, они совершенно сбиты с толку.
Юсефин Давидссон и ее мама покинули приемную. Зак растянулся в кресле, кажется готовый к сеансу психотерапии.
Вивека сидит за своим столом, Малин у окна. Она видит внизу машины, едущие по Дроттнинггатан, — они почти расплываются в матовом свете.
— Это нам мало что дало, — отмечает Зак. — Ну, кое-что, во всяком случае.
— Если я правильно поняла, — говорит Малин, — на нее напали в лесу, отвезли в какое-то складское помещение, где подвергли насилию, а потом ей удалось убежать и добраться до парка Тредгордсфёренинген.
— Похоже, ее усыпили в лесу, — добавляет Вивека.
— Но о злоумышленнике она ничего не рассказала, — ворчит Зак.