— Ух ты, — говорит Зак. — В этом сезоне мода на девочек.
«Сначала ничего не происходит, — думает Малин, — потом тоже ничего. А потом все обрушивается разом».
— Пропала, — в задумчивости произносит Малин вслух. — Четырнадцать лет. Скорее всего, она просто сбежала из дому.
— Наверняка, — кивает Свен. — Родители Тересы Эккевед рассказали, как все было. Но начнем с Давидссон.
— Каждому овощу — свое время, — изрекает Зак, и Малин видит, как в его усталых глазах снова загорается искорка.
Подавленность и радость. Если соединить эти два чувства, что получится? Одно из тех неопределимых ощущений, которые ты как полицейский обязательно рано или поздно испытаешь. Оно вызывает у тебя угрызения совести, заставляет усомниться в сущности человека — не из-за того, что тебе приходится видеть или слышать, а из-за того, как ты на это реагируешь.
Совершено изнасилование — и тебя это заводит. Произошло убийство — и ты пылаешь от нетерпения.
— В настоящий момент Юсефин Давидссон обследуют врачи университетской больницы. Они решат, имело ли место изнасилование. Кроме того, с ней работает дежурный психолог — чтобы поддержать ее, помочь заговорить.
— Я проверила, — говорит Малин. — В одном Линчёпинге сто двадцать Давидссонов. Чтобы обзвонить их, нам придется посадить на телефон всех людей, имеющихся в нашем распоряжении. Это если она не заговорит сама или никто не начнет ее разыскивать.
— И мы по-прежнему не знаем, кто позвонил в полицию и сообщил, что она сидит в парке в полубессознательном состоянии.
— Не знаем, и это трудно выяснить, — соглашается Свен. — Думаю, звонили с мобильного по карте. Нам известно, как это бывает. Возможно, это был случайный прохожий, который не хочет иметь дела с полицией. Или лицо, причастное к нападению. И никто из родственников Юсефин Давидссон к нам пока не обращался. Полная тишина. Надо будет обойти дома в окрестностях парка. А когда врачи и психологи закончат свое дело, попытаться побеседовать с ней в больнице.
— Может быть, она старше, чем выглядит, — высказывает предположение Малин. — И остается дома одна, когда родители в отъезде.
— В связи с этим разговор неизбежно переходит на Тересу Эккевед, — откликается Свен. — Родители ездили в Париж, а она должна была находиться дома, на вилле в Стюрефорсе, со своим бойфрендом.
Малин вздрагивает от слов «вилла» и «Стюрефорс».
Стюрефорс — пригород Линчёпинга, где прошло ее детство. Тысячи образов всплывают в сознании. Ее родители, кажется, намеренно избегают друг друга. Сама она носится по дому и саду, но ее не покидает чувство, будто она не знает, где находится, будто в реальности все совсем по-другому и каждый угол, куст, каждое слово или намек скрывают в себе тайну. Она с нетерпением ждет того времени, когда станет взрослой, — в наивной надежде, что тогда все прояснится.
Ее комната. Плакат «Duran Duran» на стене.
Ник Родос.
«See them walking hand in hand across the bridge at midnight… Girls on film…»[3]
— Но когда вчера вечером они вернулись домой, оказалось, что Тересы там нет. Позвонив ее парню, они узнали, что он все это время провел с родителями на даче, без Тересы.
Маркус.
Туве.
В начале их романа дочь не то чтобы лгала, но скрывала правду. Выкручивалась, как могла, чтобы найти заповедное пространство для своей любви, считая, что я буду злиться. Мне она тогда не доверяла. Думала, я буду попрекать ее. И я действительно это делала. Убеждала себя, что стараюсь уберечь тебя, Туве, хотя это было не так: я просто не хотела, чтобы ты повторяла мои ошибки. Боже мой, мне было всего двадцать, когда я забеременела тобой. Я просто не вынесу, если ты пустишься в то же сумасшедшее путешествие, как я тогда, испытаешь на себе это болезненное двойственное чувство — любви и загнанности в угол. Я не верила в тебя, думала только о себе, и ты скрывала от меня свою первую любовь.
Как это назвать? Крах материнства, никак иначе.
— А что, они не звонили ей из Парижа? — Голос у Зака снова уставший, хрипловатый.
«Как они теперь жалеют, что поехали в Париж!» — думает Малин.
— По всей видимости, да, однако по мобильнику девочка не отвечала, к домашнему тоже не подходила. Но им это не показалось странным.
3
«Смотри, как они, держась за руки, идут по мосту в полночь… Девушки на пленке…»