Янне в прихожей ее квартиры — потный, лицо перепачкано сажей, на нем тонкие белые брюки и желтая футболка с надписью «Kuta Beach».[26]
Они обнялись, безуспешно пытаясь выдавить друг из друга тревогу.
— Ты позвонила в полицию? — спросил он.
И они рассмеялись, но потом замолчали, страх и тревога застыли в воздухе, как свинец.
— Позвони, пусть они начнут поиски.
И Малин звонит в управление, ее соединяют с дежурным сержантом, это Лёвинг, она объясняет, что произошло, и он говорит: «Мы немедленно начинаем розыск. Ты можешь рассчитывать, что все тут же подключатся».
«Зак, — думает Малин. — Надо бы позвонить Заку».
Он сразу снимает трубку и тяжело дышит, и она знает, что он уже знает, чувствует всем своим телом — лишь бы не опоздать. А Янне стоит рядом с обеспокоенным лицом, словно недоумевает, что происходит.
— Малин, я уже выхожу. Остальным тоже позвоню.
— Кому остальным?
— Сундстену и Экенбергу. Шёману. Кариму.
— Но где же мы будем искать?
— Везде, Малин, везде. Я поеду в квартиру Фолькман.
— Она поймала ее.
— Да. Это очень вероятно. Скажу всем, чтобы брали с собой табельное оружие.
— И я свое возьму.
Они одновременно кладут трубку.
— Пошли, — говорит Малин Янне, достает из сейфа в спальне пистолет и прячет кобуру под тонким белым жакетом. — Мы поедем к тебе домой, посмотрим, нет ли ее у тебя.
— Сколько времени?
— Четверть десятого.
— Если бы она пошла в кино на семичасовой сеанс, то уже должна была бы вернуться.
— Может быть, одному из нас стоит остаться здесь и ждать — вдруг она появится?
Правильная мысль, Янне, но в корне неверная.
— Мы должны искать вместе, — говорит Малин. — Она наша дочь.
Затем Малин пишет записку и кладет на полу в прихожей:
Туве, позвони!
Мама и папа
64
Кто-то приближается.
Я не сплю, голова раскалывается — во всяком случае, я понимаю, что не сплю.
Я лежу на чем-то твердом и не могу пошевелиться. Что это шуршит позади меня? И запах, здесь ужасно воняет, и я не дома, где моя книга, я что — заснула под деревом?
Боль во всем теле.
Туве пытается освободить руки, но они закреплены.
Кто-то приближается.
Безликое лицо, не похожее на лицо, и я кричу, но рот у меня заткнут кляпом, я это чувствую.
Совсем близко.
Я рвусь и упираюсь.
Мама.
Папа.
Затем я ощущаю носом холод, и сон, благодатный сон.
Потому что — я ведь засыпаю?
Не что-нибудь другое?
Дом, расположенный возле Малмслетта в одинокой рощице, окружен лесами. Желтый деревянный фасад подлежит замене, гниль в конце концов победила, и Малин смотрит на машины — одна, две три, четыре кучи металлолома бог весть каких марок.
Хобби Янне — ремонтировать, а потом продавать. Есть чем заняться. Проблема в том, что он никогда не продает эти машины. В мастерской и гараже стоит четыре американских автомобиля в безупречном состоянии. Он никогда на них не ездит, никому не показывает, просто владеет ими.
Этого она никогда не понимала.
Считала, что это такой примитив.
Только пару лет назад она осознала, что в ней говорит мамино неприятие всего недостаточно изысканного, что она, сама того не понимая, переняла у мамы ее высокомерие, и это сказалось на отношениях с единственным мужчиной на земле, о котором она с уверенностью может сказать, что любит его.
Здесь они жили вместе.
До катастрофы.
До развода. До Боснии и прочих забытых богом мест, куда уезжал Янне.
Оставь себе дом, Янне.
Когда ты вернешься, нас уже здесь не будет.
Пытаемся собрать воедино это «мы» — вот что мы сейчас делаем. Янне открывает входную дверь, и они кричат в темноту дома: «Туве! Туве!» Но их крик звучит как-то неубедительно.
Янне включает свет.
И вот мы здесь. В этом доме мы должны были бы жить все вместе.
Они идут из одной комнаты в другую, разыскивая свою дочь, но ее нет, нет нигде.
— Что теперь? — спрашивает Янне, стоя у мойки в кухне, со стаканом воды в руке.
— Поедем по городу.
— Может быть, все же стоит подождать ее дома, чтобы встретить, когда она вернется?