— Ты думаешь, теперь она что-нибудь вспомнит?
— Нет, не думаю. Но попробовать стоит.
Малин думает о Марии Мюрвалль, которая наверняка помнит нападение в лесу, но загнала саму себя в угол и теперь ведет почти животное существование, не давая воли собственному сознанию. Это то, что зло может сотворить с человеком? Очевидно.
И тут подает голос телефон Малин. Это Эбба за стойкой.
— Тут звонит человек, который хочет поговорить с тобой. Не желает называть фамилию, речь с акцентом. Утверждает, что его звонок касается дела о девушках.
— Соедини.
Голос, акцент — все предрассудки тут же снова пробуждаются. Малин не хочет приходить к такому выводу, но ей кажется, что собеседник глуп. Он произносит целую тираду, так коверкая слова, что его едва можно понять:
— Ты знаешь, этот долбаный Бехзад Карами, у него нет никакого долбаного алиби, его семья врет, он где-то был в ту ночь, и вчера ночью тоже, я знаю. Вы должны его проверить. Они все врут. Он часто занимается по ночам чем-то странным, просто исчезает куда-то.
«А ты-то откуда знаешь?» — думает Малин, спрашивает:
— Как вас зовут?
На дисплее не виден номер — мужчина, вернее подросток, звонит из автомата.
— Никак.
— Подождите…
Щелк.
Малин поворачивается к Заку — у того вопросительное выражение лица.
— Снова всплыло имя Бехзада Карами. Надо проверить его еще раз.
— Несомненно, но с кого начнем? С Бехзада Карами, Славенки Висник или Юсефин Давидссон?
Малин разводит руками.
— Как ты думаешь, у кого из них дома есть кондиционер?
— Начнем с Юсефин, — предлагает Зак. — Висник, мягко говоря, трудно застать.
35
— Карим, кажется, живет где-то здесь? — спрашивает Зак, вытирая с верхней губы капельки пота, похожие на пузырьки от ожога.
— Да, у них вилла в этом районе, — отвечает Малин и думает: а ведь Юсефин Давидссон чертовски повезло, что она осталась в живых.
Они паркуют машину возле школы. Пострадавшая живет с родителями в одном из выстроенных в ряд стандартных коттеджей. Домики маленькие, непритязательные — скромная мечта средней семьи. Деревянные, выкрашенные красной краской, они соединены друг с другом, вытянуты аккуратными рядами. Перед домами ухоженные грядки, живые изгороди, успевшие вырасти до приличной высоты за те десятилетия, которые прошли с момента застройки района.
— Мне кажется, сын Карима учится в этой школе, — говорит Малин, когда они неспешным шагом движутся к коттеджам.
Они останавливаются у дома номер двенадцать, звонят, но звонка не слышно. Малин берется за кольцо во рту у позолоченного льва, украшающего зеленую входную дверь, но едва она успевает постучать, как дверь открывается и из щелки выглядывает Юсефин Давидссон.
— Здрасьте. Вы? Чего вам надо?
— Мы хотели бы задать несколько вопросов, — говорит Малин. — Узнать, не вспомнила ли ты что-нибудь. Или, может быть, еще что-то вспомнишь.
— Проходите.
Юсефин открывает дверь. На ней просторное светло-розовое платье, волосы мокрые — Малин делает предположение, что она недавно принимала душ. Однако повязки на руках и ногах чистые и сухие.
Она идет впереди них в дом, проводит мимо кухни с белой мебелью и далее в гостиную, где стоят друг напротив друга два вельветовых дивана цвета красного вина. За окнами — небольшой участок с гамаком и пластмассовой мебелью. В комнате душно, витает слабый запах дыма, пота и самодельной карамели.
Малин и Зак садятся рядом, а Юсефин усаживается напротив. «Дома ты выглядишь старше, — думает Малин. — Словно эта стильная мебель и дешевые ковры отнимают у тебя живость».
— Я ничего не помню, — говорит Юсефин. — Да и зачем мне вспоминать, если подумать?
Она сжимает руки на коленях так, что пальцы белеют, отводит глаза и смотрит в окно на участок.
— Мамы с папой нет дома? — спрашивает Малин.
— Они работают.
Она снова поворачивается к ним.
— Они могли бы побыть с тобой, взять больничный по уходу, если ты не хочешь оставаться одна.
— Тогда они меньше получат. И потом, они предпочитают ходить на работу.
— Ты не боишься оставаться одна?
— Нет, я же ничего не помню, так чего мне бояться? Что это случится снова? Вряд ли.
«Тот человек, который причинил тебе зло, — думает Малин. — Я боюсь его, ты тоже должна бояться. Но ты разумна — какой от страха толк? Шансы, что преступник вновь заинтересуется тобой, минимальны. Если бы он или она желали твоей смерти, тебя бы уже давно не было в живых».