Ох, елки-палки. Хорошо в деревне летом.
Его тянуло в воду, плюхнуться, доплыть до середины реки, раскинуть руки и лежать лицом к небу, спиной в прохладной и чистой воде.
Он стал торопливо стягивать джинсы, думая только о том, что ему одному принадлежит целая река, и целое небо, и все облака. Июль, жара, солнце и ласточки на той стороне тоже принадлежат ему одному, и он вдруг почувствовал себя счастливым и улыбнулся этому своему счастью.
Вот ты где! Как давно тебя не было. Я уж и забыл, какое ты.
Простенькое, немудрящее, но, похоже, самое настоящее. Да?..
Пока он разбирался со своим внезапным счастьем, вдруг затрещали ветки, рыбки брызнули в разные стороны, стрекоз словно ветром сдуло. Из ивового куста что-то тяжело, как кабан, плюхнулось в воду и поплыло, фыркая.
Плетнев не поверил своим глазам.
Из куста в речку вывалился не кабан, а Нэлли Лордкипанидзе.
– Добрый день, – сказала она из реки глупым голосом. – Вы тоже решили искупаться?
– А… почему вы сидели в кустах?..
– Я не сидела. Я всегда оттуда захожу.
– Зачем?!
Она махнула ему рукой и поплыла довольно быстро. Плетнев смотрел на нее.
– Идите! – прокричала она с середины. – Я не буду вам мешать!.. Вода сегодня…
– Прекрасная! – перебил Плетнев во весь голос. – Парное молоко!
– А вы уже купались, да?..
Он зашел, чувствуя ступнями плотный белый песок, нырнул, вынырнул и очутился лицом к лицу со своим счастьем, которое, оказывается, тоже нырнуло вместе с ним.
…Ничего не пропало, сказало ему счастье, кувыркаясь в коричневой воде неподалеку. Пока все это есть, ничего и не пропадет. Смотри, как всего много, и все это твое!.. Порадуйся, не жди никакого «потом», не думай, не вспоминай, радуйся сейчас. Точно тебе говорю! Эта река, июльские облака, ласточки на той стороне, камыши и стрекозы уж точно тебя не подведут. А там посмотрим.
Плетнев опять нырнул, поплыл, сильно загребая руками, и уплыл довольно далеко, почти до поворота, за которым открылись крыши дальней деревни, и поле, и лес на горизонте.
Тут опять к нему привязались слепни, они садились на мокрые волосы и лицо, и приходилось то и дело нырять и мотать головой, чтобы их согнать. Слепни не отставали. Плетнев заплыл еще дальше, где река оказалась широкой и не было никаких слепней, и долго лежал, раскинув руки, лицом к небу, спиной в коричневой чистой воде.
Нэлли Лордкипанидзе не было видно.
Похоже, она проделывала все то же самое где-то в другой стороне.
Он возился в воде, должно быть, минут сорок, не чувствуя ничего, кроме бездумной радости, а потом решил, что пора выходить.
В конце концов, река никуда не денется. Ты можешь прийти и попользоваться ею в любую минуту. Через час или завтра утром. Или сегодня вечером. Она же есть, вот она!..
И все-таки выходить ему не хотелось.
Поднимая волны, фыркая и отплевываясь, он подплыл к камышам и кувшинкам, встал на ноги. На глубине вода была холодной и как будто более плотной.
– Ну, как поплавали? – бодрым голосом спросила с берега Нэлли Лордкипанидзе.
– Здравствуйте, Элли, – неожиданно поздоровался Плетнев и двумя руками согнал с лица и волос воду.
– У вас такой счастливый вид.
– Это потому, что вода сегодня прекрасная. Парное молоко.
Она захохотала, как всегда, с удовольствием.
Ее майка-платье с выцветшей ослиной мордой на животе открывало загорелые ноги, слегка исцарапанные на лодыжках.
– А почему у вас осел? – спросил Плетнев, чтобы не смотреть на ее ноги.
– Где? – Она оглянулась по сторонам, как будто в поисках осла, а потом сообразила и потянула платье так, что выцветшая морда еще немного вытянулась. – О, этой майке сто лет! Мне ее когда-то привез из Парижа папа, и она была очень красивой. Там на заднем плане еще Эйфелева башня, но сейчас ее почти не видно.
– Не видно, – согласился Плетнев.
– Папа тогда называл меня Ослик, – продолжала она как ни в чем не бывало, отпустила подол и сверху еще полюбовалась на изображение. – «Ну, как мой Ослик, везет свою вязанку дров?» – спрашивал он меня. Мне приходилось очень много работать, и мы по этому поводу всегда шутили.
Плетнев прихлопнул на шее слепня, посмотрел на него и выбросил через плечо.
– А вы прямо так, без полотенца?
– Я про него и забыл.
– Тогда нам нужно двигаться, иначе они вас сожрут.
Плетнев прихлопнул еще одного, на ноге.