— Маасланд. Доктор Маасланд. У вас найдется минутка?
Под мышкой он держал коричневый скоросшиватель. Справа вверху виднелась наклейка с надписью фломастером «Г-н Р. Мейер», а ниже мелким типографским шрифтом — название больницы.
— А вы? — спросил Маасланд. — Член семьи?
— Я домашний врач, — ответил я, в свою очередь протягивая ему руку. — Марк Шлоссер.
Маасланд мою руку проигнорировал.
— Доктор Шлоссер, — сказал он. — Ну что ж… Собственно, весьма кстати. Есть кой-какие вопросы… — Он открыл скоросшиватель, принялся листать. — Где же это? Ах, вот.
Что-то в манере поведения Маасланда заставило меня насторожиться. Как и все специалисты, он не давал себе труда скрыть глубокое презрение к домашним врачам. Хирург или гинеколог, терапевт или психиатр — взгляд у всех у них одинаковый. В свое время не было охоты учиться дальше? — говорил этот взгляд. Поленился корпеть еще четыре года? Как видно, боялся серьезной работы? Мы оперируем людей, проникаем к внутренним органам, к системе кровообращения, к мозгу, центру управления человеческим телом, мы знаем это тело, как ремонтник знает автомобильный мотор. Домашний врач вправе только открыть капот двигателя, а затем покачать головой — с удивлением и восторгом перед таким чудом техники.
— Вчера мы с господином Мейером еще раз просмотрели всю историю его болезни, — сказал он. — Обычная процедура перед эвтаназией. В конечном счете не вы направили к нам господина Мейера, верно, доктор Шлоссер?
Я сделал вид, что задумался, потом сказал:
— Да, верно.
Маасланд вел пальцем по листу бумаги в скоросшивателе.
— Я спрашиваю, потому что здесь… да, вот здесь написано… — Палец остановился. — Вчера господин Мейер сообщил нам, что в октябре минувшего года ходил к вам на прием.
— Возможно. Вполне возможно. Он бывал у меня, правда время от времени. Когда в чем-нибудь сомневался. Или хотел узнать мнение другого врача. Я… я друг семьи.
— А по какой причине он приходил к вам в октябре, доктор Шлоссер?
— Так сразу и не вспомню. Нужно посмотреть записи.
Маасланд быстро покосился на Юдит, потом снова перевел взгляд на меня.
— По словам господина Мейера, в октябре прошлого года вы сказали ему, что нет ни малейшего повода для тревоги. А ведь уже тогда у него проявились первые симптомы болезни.
— Я не могу сейчас сказать точно. Возможно, он уже тогда о чем-то меня спрашивал. Возможно, что-то чувствовал и просто хотел, чтобы я его успокоил.
— Во время упомянутого октябрьского визита вы брали у господина Мейера биопсию, доктор Шлоссер? И затем отослали к нам на анализ?
— Думаю, это я бы определенно запомнил.
— Мне тоже так кажется. Тем более что изъятие ткани сопряжено с известным риском. В худшем случае оно способно ускорить развитие болезни. Надеюсь, вы отдаете себе в этом отчет, доктор Шлоссер?
Капот двигателя. Я мог его открыть, но не имел права трогать проводки и шланги.
— Особенно странно, что господин Мейер все это прекрасно запомнил, — продолжал Маасланд. — Что вы отправите биопсию на анализ. А он позднее позвонит вам, чтобы узнать результат.
Ралф Мейер умер. Его тело, вероятно уже порядком остывшее, лежало в нескольких метрах от нас, за зеленой дверью с табличкой «СОБЛЮДАЙТЕ ТИШИНУ». В палату не войдешь, не спросишь у него, не ошибся ли он вчера с датой.
— В данный момент я не могу припомнить, — сказал я. — Мне очень жаль.
— Как бы там ни было, биопсия к нам не поступала.
Вы же понимаете, чуть не сказал я. Понимаете, что в предпоследний день своей жизни Ралф Мейер начал изрядно все путать. Из-за медикаментов. Из-за ослабленного состояния. Но я промолчал.
Тогда в разговор вступила Юдит Мейер:
— Октябрь…
Маасланд и я посмотрели на нее, но взгляд Юдит был устремлен на меня одного.
— Ралф тревожился, — продолжала она. — Ему предстояли почти двухмесячные съемки в Италии. Через несколько дней он должен был выехать туда. Он говорил мне, что, по-твоему, все это пустяки, но на всякий случай ты что-то послал в эту больницу. Чтобы его успокоить.
— Мы ничего не получали, — заметил Маасланд.
— В самом деле очень странно, — сказал я. — Думаю, я никак не мог бы забыть такое.
— Потому-то я и пришел к вам, госпожа Мейер, — сказал Маасланд. — Мы считаем дело слишком серьезным, чтобы оставить его без внимания. И намерены копнуть поглубже. Я хотел просить вашего разрешения на вскрытие.
— О нет! — воскликнула Юдит. — Вскрытие? Это необходимо?
— Оно позволит нам и вам тоже, госпожа Мейер, составить более четкую картину случившегося. Вскрытие показывает многое. Например, мы увидим, вправду ли у вашего мужа брали биопсию и когда. За последние годы методы исследования усовершенствовались. Если биопсия имела место, можно с очень большой точностью определить, когда ее брали в первый раз. С точностью не просто до месяца, но до дня.