7
Спустя всего три недели после того, как Ралф Мейер полтора года назад неожиданно пришел ко мне на прием, в почтовый ящик бросили приглашение на премьеру «Ричарда II». Вскрывая конверт, я ощущал те же физические симптомы, какие вызывали у меня все приглашения. Сухость во рту, замедленное сердцебиение, влажные кончики пальцев, давление изнутри глазниц и боязнь, как в дурном сне, в кошмаре, когда заезжаешь в жилой массив района новостроек, сворачиваешь налево, потом направо, а выбраться не можешь, обречен кружить там много дней.
— Ралф Мейер? — удивилась Каролина. — В самом деле? Я и не знала, что он твой пациент.
Каролина — моя жена. На премьеры она никогда со мной не ходит. Как и на книжные презентации, вернисажи и ретроспективы на кинофестивалях. Ее они пугают еще больше, чем меня. И я редко настаиваю. Хотя иной раз буквально на коленях умоляю пойти со мной. Тогда она знает, что дело серьезное, и без протестов составляет мне компанию. Но я этим не злоупотребляю. К мольбам на коленях прибегаю лишь в случаях крайней необходимости.
— «Ричард Второй», — сказала она, развернув пригласительный билет. — Шекспир… Ах, почему бы и нет? Я иду с тобой.
Мы сидели на кухне, завтракали. Дочери уже ушли в школу. Лиза, младшая, в среднюю школу поблизости, за углом, Юлия на велосипеде укатила в лицей. Через десять минут явится мой первый пациент.
— Шекспир, — заметил я. — Это же минимум три часа.
— Зато с Ралфом Мейером. Ни разу еще не видела его живьем.
Когда моя жена произносила имя актера, взгляд ее подернулся мечтательностью.
— Что смотришь? — спросила Каролина. — Сам ведь прекрасно знаешь. Любой женщине любопытно поглядеть на этого Ралфа Мейера. Тут и три часа не срок.
Словом, через две недели мы отправились в Городской театр на премьеру «Ричарда II». Я не впервые шел на шекспировский спектакль. Видел их уже штук десять. «Укрощение строптивой», где все мужские роли играли женщины; «Венецианского купца», где все актеры были в подгузниках, а все актрисы — в мусорных мешках и с пакетами из супермаркета на голове; «Гамлета» с монголоидами, ветряками и (дохлым) гусем, которому на сцене отрубали голову; «Короля Лира» с экс-наркоманами и сиротами из Зимбабве; «Ромео и Джульетту» в недостроенном туннеле метро, где по стенам текла сточная вода, а на ее фоне проецировались слайды концлагерей; «Макбета», где все женские роли играли голые мужчины, единственной их одеждой был шнурок на заду, а на сосках висели наручники и гири, звуковое же сопровождение составляли пушечные выстрелы, номера из альбомов группы «Radiohead» и стихи Радована Караджича. Помимо того что духу не хватало разглядывать, как наручники и гири прикреплены к соскам (или продеты сквозь них), главной проблемой опять было течение времени. Мне вспоминаются задержки авиарейсов, бесконечные задержки на полдня и дольше, которые протекали вдесятеро быстрее этих спектаклей.
Однако «Ричарда II» актеры играли в костюмах тогдашней эпохи. Декорации вполне достоверно воспроизводили залу средневекового замка. При появлении Ралфа Мейера кое-что произошло: если сначала публика просто примолкла, то теперь воцарилась мертвая тишина. Перед первой репликой Ричарда поголовно все затаили дыхание. Я искоса взглянул на Каролину, но ее внимание было целиком и полностью приковано к происходящему на сцене. Щеки горели румянцем. Три часа спустя мы с бокалами шампанского стояли в фойе. Вокруг толпились мужчины в синих блейзерах и женщины в платьях до полу. Множество драгоценностей: браслеты, цепочки, перстни. В углу фойе играл струнный ансамбль.
— Может, пойдем? — Я взглянул на часы и вдруг сообразил, что сделал это впервые за весь вечер.
— Ах, Исида вполне может немножко подождать, — сказала Каролина. — Давай выпьем еще по бокальчику.
Исидой звали шестнадцатилетнюю девушку, которая приходила тогда присмотреть за нашими дочерьми, но родители не позволяли ей возвращаться слишком поздно. Юлии было тринадцать, Лизе — одиннадцать. Года через два можно будет оставлять младшую дочь под присмотром старшей. Однако сейчас еще рановато.
Возвращаясь из бара с новыми бокалами шампанского, я заметил над толпой метрах в десяти от нас голову Ралфа Мейера. Она наклонялась то влево, то вправо. Улыбалась, как улыбаются, привычно принимая поздравления.