А потом наступила весна. Для кошек самое напряжённое время года. Один день в марте – целый год воспоминаний. Оно не сказать, что в остальные месяцы года кошки себя блюдут в каком-то особенном целомудрии, но март – это для них святое.
В марте у нас во дворе завыли коты. А, нужно отметить, что воют коты не от хорошей жизни. И не от того, что их, разномастных развратников, вдруг ни с того ни с сего потянуло на клубничку. Милая моя Чернушка, взглянув на календарь, высунула на улицу мордочку и как-то по-особенному мявкнула. И тут началось! Коты серые, белые с чёрными пятнами, дымчатые, полосатые, юные и уже в летах – сбежались к моей Чернушке женихи со всего света. Даже от директора школы, от Маркина, почти приполз его старый сиамский кот Маркиз с предложением лапы и сердца – авось чего обломится.
Должен со смущением признаться, что Чернушка в своих мартовских связях однолюбкой себя не показала. Хотя коту Маркина так ничего и не попухло. Мало того, что Чернушка при всех сказала этому ветерану труда чего-то обидное, ему вслед ещё смеялись все окружающие коты – беспородная мелочь. Он таких в молодости по дюжине валил одной лапой. А тут… Ничего, и к ним придет старость. Время, когда, если перед тобой возникает выбор – кошка или блюдечко молока, то кошку уже можно оставить и на потом.
Наши отношения с Чернушкой сохранились на прежнем уровне. Она по-прежнему ко мне ласкалась, старалась носиком прикоснуться к открытым участкам тела. Мы даже молча с ней разговаривали. Сидя на заборе и глядя мне прямо в глаза, Чернушка говорила: – Знаете, дядя Саша, эти коты… у меня с ними несерьёзно…
– Да, – так же молча отвечал ей я. – Я знаю.
Нужно верить в то, что говорят женщины. А они должны верить нам. В основе у нас очень похожие тексты.
А кошек можно вообще не принимать во внимание. Мало ли чего они там наговорят!..
Чернушка окотилась в конце мая. Четверо котят – три мальчика и одна девочка. У меня уже стояло наготове ведро с водой, куда я насыпал ещё соломы. Одного котёнка, мальчика, оставил, остальных унёс в коридор и там побросал в ведро. Стараясь не смотреть, большим пучком соломы придавил сверху обречённый приплод и скорее ушёл обратно в дом.
Через дверь услышал крик, от которого заледенела кровь в жилах. Вернулся к ведру. Один котёнок выплыл и в ужасе барахтался среди соломы.
Нет, мама, вы не правы. Они всё понимают…
Я придавил котёнка сверху ещё одним пучком соломы и для верности выдержал паузу. Вот и ладненько. Тихо всё стало и спокойно.
Позже, уже ближе к вечеру, вышел с ведром в огород. Там с краю растёт молодой клён. Я выкопал ямку, опрокинул туда ведро. Хотел уже присыпать, как – случайный взгляд – я не хотел смотреть – чисто случайно глаза дёрнулись туда, в ямку. И… Там среди соломы лежали три человеческих младенца. Три трупика. Два мальчика и одна девочка. Да, два мальчика и одна девочка. Маленькие, но не зародыши – нет. Вполне сформировавшиеся человечки. Такие, как в родильном доме в самый первый день. Сморщенные, чуть похожие на старичков. Темноволосые. На личиках гримаски, как будто каждый из них вот-вот собирается заплакать. Маленькие, согнутые в коленках, ножки…
У меня на секунду всё поплыло перед глазами. Я сел прямо на землю, потом вскочил и бросился в дом, туда, к Чернушке.
Она спокойно лежала в картонном ящичке и кормила оставшегося своего детеныша. Обыкновенного полосатого котёнка. Чернушка лежала свободно, раскинув в стороны чёрные, в белых носочках, лапки, красиво приподняв голову. Когда я вошёл в комнату, она, как мне показалось, чуть напряглась. Она кошка – не человек, но она посмотрела на меня, как человек. Как женщина, которая узнала, что по отношению к ней совершено какое-то предательство. Может быть – даже преступление. Чернушка лежала, смотрела на меня, не мигая, через свои узкие вертикальные зрачки, и – то выпускала из передних лапок когти, вонзая их глубоко в мягкую подстилку, то – прятала их обратно.
Да нет же – котёнок у неё, котёнок! И те остальные… Что-то совсем у меня крыша стала ехать. Я повернулся и вышел из дома, обратно в огород, говоря себе, что всё это у меня от нервов. И даже не торопился – ведь я был абсолютно уверен, что мне померещилось, глупости – видимо, чего-то съел.
Но мне не удалось до конца себя в этом уверить. Как и убедиться в обратном: в огороде, возле опрокинутого ведра, крутились, облизываясь, две соседские собаки.
Я их прогнал.
Но ни в ямке, ни около неё уже ничего не было…
21 – 23 февраля 2006 г.
КАК Я ЧУТЬ БЫЛО НЕ ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ
Поговорил по телефону. Как близко, оказывается. А голос-то такой родной. Думаю: чего ж это я мыш ловлю? Нужно ехать туда, к ней. Скорей!
Сейчас, сегодня уже не получится. Побегу в кадры, договорюсь насчёт отгулов.
Перед обедом забежал к Любови Ивановне, нашей кадровичке, с цветами и шоколадкой: Любочка! (мы ровесники). Любочка! Вопрос решается жизни и смерти! Люба смотрит на меня с укоризнами: «Тебе сколько лет?». И дальше – совсем к делу не относящееся: «Месяц назад у тебя уже решался вопрос жизни и смерти. Вижу – живой. И полгода назад тоже. Отгулы у тебя – они не резиновые. Да и сердце бы уже надо поберечь. Не мальчик уже».
Сам знаю, что не мальчик. Могла бы и не напоминать. А сердце… Откуда наперёд знаешь – что ему будет легче перенести – поездку к Диане, или же непоездку. Расстались десять лет назад. На полуслове. И не любовники. И не друзья. Друзья… Друзья? Может ли красивая женщина быть просто другом? Зачем красивая женщина просто друг? Для приличия нужно, конечно, притворяться, что видишься ты с ней только чтобы о делах поговорить, да о последнем кинофильме. Для приличия нужно делать вид, что всё человеческое тебе чуждо. И на груди её ты внимания не обращаешь. И на ноги. Которые без всякого стеснения легко представляешь себе во всю их длину и без брюк и без платья.
Этак вот попредставляешь её себе в разных ситуациях – и какой же она после этого друг?
Поезд в три часа ночи. Ехать семь суток. Маленький вокзал, где поезда останавливаются всего на одну минуту, от моего посёлочка в двенадцати километрах.
Уложил в рюкзак запас картошки, сахару, чаю, соли. Кипяток на любой станции, можно сбегать. Сейчас с этим у нас не проблема. С солью была проблема, но правительство с успехом его решило. Оно, правительство, всегда руку держит у народа на пульсе. Как чего не хватает, оно тут же тебе – руку на пульс и – на! Может ли теперь кто-нибудь сказать, что у нас в стране нету соли? Даже Голос Америки и тот замолчал. Бубнит что-то про дефицит алкоголя в России.
Завидно, видать, стало, что обратило у нас правительство внимание на здоровье нации и перестало покупать всякие ядовитые вина из недружественных нам стран. А вино будем теперь покупать в Белоруссии, Иране, Северной Корее. Деньги на виноградники мы им найдём. Тому же мильёнщику Вексельбергу, только свистни – и куда он денется?
Договорились уже (ну, это дело прошлое) с Саддамом Хусейном насчёт прямых поставок в Россию шампанского Абрау-Дюрсо, так поганая Америка дорогу перешла – поймала и арестовала Хусейна.
А ведь у нас хорошие ядерные ракеты. Самые лучшие в мире. Нам только один раз промахнуться и попасть, к примеру, не в мыс Дежнёва, а в Оклахому. И посмотреть, как они все там забегаются со своей хвалёной демократией.
Что это я? Какой Саддам, какая Америка? Я к любимой женщине еду. Все мысли о ней должны быть. А они уже не только о ней. Неужели возраст?
У нас разница с Дианочкой лет в двадцать. Чепуха, в принципе. Но сейчас ей уже сорок, а мне… где-то тут у меня был калькулятор… А… Вот он… Так… Мне тогда было… Значит… Нет. Тут что-то не так. Или батарейки сели. Или кнопка заедает. Чушь какую-то показывает эта японская машинка. Выкинуть нужно её подальше. А то кто-нибудь ещё на ней возьмётся считать мой возраст и будет введён в заблуждение. Так как ничего не знает про эту японскую неисправность.
Да… Тут среди картошки небольшая коробочка была. Куда я её задевал? Ага… Нашёл. На видное место её надо. Она всегда должна быть под руками. Я на всякий случай в нашей аптеке «виагру» купил. Одну таблетку. Всё-таки на свидание еду.