Мама грустно посмотрела на дочь. И когда та умчалась вниз по лестнице, слезы навернулись на глаза женщины. Операция… Не может она рисковать, пока не устроена дочь. Встретился бы хороший человек, тогда бы можно и попробовать на операцию…
Наташа мчалась по двору, никого и ничего не замечая.
— Что с вами? — остановил ее вмиг встревоженный хозяин «Жигулей». — На вас лица нет!
— Мама… С мамой плохо…
— В больницу? В «скорую помощь»? Садитесь! — ринулся он к кабине, вытирая тряпьем руки.
— Нет, в аптеку надо, в центральную…
— Я — мигом! — вырвал он из ее рук рецепт. — А вы к ней идите, к больной!
Он действительно обернулся мигом. Отдавая лекарство, сказал:
— Если что понадобится, я — рядом! Пятая квартира. Или прямо в окно с улицы стучите. Василий я…
— А я — Наташа. Спасибо вам, Василий. — «А кот Васька как пишется: с мягким знаком или с разделительным?» — вспомнилось, несмотря на тревогу, веселое.
Маме сразу стало лучше. Она порозовела, перестала хлебать воздух, дыхание ее выровнялось, и она задремала.
Наташа, жуя бутерброд и запивая его чаем, смотрела в окно: машины на привычном месте не было. И двор вдруг показался опустевшим, заброшенным, ненарядным. «Наверно, он купил гараж, этот славный человек Василий. Жалко…»
Кто-то будто робко поскребся в дверь. Наташа удивилась: есть ведь звонок.
На площадке стоял опять он, ее новый знакомый, и протягивал полную сетку продуктов. Ароматный, теплый еще хлеб, бутылки с молоком, банка меда, яблоки…
— Берите. Скатал в центральный гастроном. Вашей маме все это нужно… берите, что же вы…
— Ой, я счас… деньги…
— Да ерунда, потом…
— Нет уж! Иначе не возьму! — выворачивала она чуть не наизнанку свою сумку от волнения и суетливости.
— Я почему не позвонил-то, — шепотом объяснял Василий. — Думаю, больная в доме, покой нужен…
— Вы, Василий, очень-очень… — тоже шепотом отвечала Наташа. — Спасибо вам!
— Ну пока! — сказал парень, но не уходил.
— Пока! — ответила Наташа и сообразила, что надо из вежливости о чем-нибудь с ним поговорить. И она спросила: — А почему вы свою машину забыли совсем, забросили? И в дождь, и в жару она все под открытым небом. А где же пропадал ее хозяин?
— А белок в лесу считал! — сказал он с безмятежной улыбкой. «Еще один юморист», — подумала Наташа и посмотрела на правую руку: кольца не было.
— А вы давно в этом доме живете? — спросил «юморист». — Что-то я вас раньше не видел…
— Зато вы сосчитали всех белок в лесу…
— A-а! Да! — засмеялся парень.
«А он — ничего, — отметила Наташа. — Веселый… И глаза хорошие»
— Ну, — еще раз обернулся к ней Василий, — Пока! И не раскисать! Я — рядом.
Наташа вернулась на кухню с продуктами, села у стола и вдруг затихла, уронив беспомощно руки на колени: к горлу подступали слезы, а этого она не любила.
Когда она села проверять тетради, машина лимонного цвета стояла на своем обычном месте.
Но работалось ей сегодня плохо. Она то и дело отвлекалась, не могла сосредоточиться, чтобы проверить примеры и задачи. И наконец отложила тетради по математике, которые ей всегда проверять было невыносимо, и это делала за нее мама.
Наташа прислушалась: мама спокойно, ровно дышала, сон одолел ее.
Чтобы не смотреть в окно, Наташа села спиной к нему. Но сосредоточиться так и не смогла. Почему-то вдруг без всякой связи вспомнила, что давно не была у отца. Вообразила, что и он тоже больной, беспомощный. И неожиданно для себя поняла: случись такое, она его не бросит, будет ухаживать за ним, как и за мамой, несмотря ни на что. Мыслям этим она обрадовалась, потому что долгие годы, с тех самых пор, как отец ушел от них, была к нему безразлична, равнодушна. А в детстве испытывала даже враждебное чувство. Мама сумела примирить ее с отцом и его новой семьей. А с братом по отцу Костиком они дружили нежно и долго.
Повзрослев, Наташа поняла, насколько дремуч нравственно ее отец. Он даже не понимал, что поступил как-то не так, оставив больную жену с маленькой дочкой. Наоборот, считал это вполне естественным и часто жаловался: судьба, мол, заставила его, несчастного, искать здоровую, пригодную для жизни женщину.
И когда Наташа поняла это, она и относиться к отцу стала снисходительнее: жалела его, как если бы он был без ноги или без руки.
К ним отец никогда не приходил, а ей, Наташе, всегда радовался. Тоже по-своему, между прочим: хлопал ее по спине, грубо трепал по плечу, приговаривал:
— Ну как жизнь молодая? Пропивать-то когда будем тебя?
На радостях подмигивал многозначительно тете Гале, и она, не скрывая оживления, вмиг накрывала на стол. И все они: и отец, и тетя Галя, и Костик — поднимали стаканы, чокались, выпивали жадновато за ее, Наташино, здоровье, за ее приход, за ее успехи в учебе, а позже — в работе, за ее будущего жениха и т. д. А ели уж так аппетитно!