И она вдруг зашагала прочь.
Физик растерянно посмотрел ей вслед, пожал плечами и, смущенный своим невежеством, скрылся в учительской.
А Наталья Юрьевна стояла в полутемном пустом классе, смотрела сквозь слезы на холодноватые отблески осеннего вечера. В классе пахло вымытым полом и сухим мелом.
«Найди… Люби. Возьми. Умчи… Найди. Люби. Возьми. Умчи…» — злорадствовала над ней и билась в висках блоковская строка.
И вдруг ей почудилось, что кто-то зовет ее. Прислушалась.
— Наталья Юрьевна! На-та-ша! — донеслось издалека.
Она выглянула в полутемный коридор.
— Вот вы где! — искал ее физик. — Вас к телефону!
— К телефону? — испугалась Наташа. — Мама! Наверно, с мамой плохо! — кинулась она в учительскую.
— Нет-нет, — едва успевал за ней физик. — Приятный, спокойный голос. О беде так не сообщают, — пытался он успокоить Наташу.
— Да-да-да! — задыхаясь, закричала она в трубку.
— Ты с пожара, что ли? — засмеялся на том конце Костик.
— Далеко бежала. Здравствуй!
— Ну так как, сестренка, не забыла наш уговор?
— Какой уговор?
— Забыла, значит. Понятно. А мы вот решили вырвать тебя на часок из твоих бесконечных «надо» да «должна».
— Кто это — «мы»?
— Мы с другом. У нас сегодня дискотека. Ты обещала, между прочим…
— Прямо сейчас? — засмеялась Наташа и подумала: «А может, взять да и пойти…» Ей бы теперь куда угодно, только бы не домой. Не домой, где мама, по своей тактичности, конечно, ни о чем не спросит Наташу. Но так горестны будут ее глаза, следящие за каждым движением дочери…
— Ну так как?
— А…а где это?
— Да мы с другом здесь, у твоей школы. Выходи и…
— Но… Маму бы предупредить. И… и не очень я для вечера, переодеться бы…
— Эх, дочки-матери! Ты всегда одета, сестренка! Ждем!
— Это Пьер, — представил друга Костик, и тот крепко сжал ее руку.
— Натали, — поторопился и за нее ответить брат.
«Пьер… Натали…» — усмехнулась Наташа.
Новый знакомый, больше похожий на князя Андрея, чем на Пьера, с полувзгляда понял ее усмешку.
— Петр я, конечно, Наташа, — сказал он. И ей сразу стало легко: кажется, с ним можно найти общий язык.
Костик, радуясь, что сестра понравилась другу, болтал ни о чем. Наташа понемногу отходила, оттаивала от пережитого сегодня.
Шла легко, каблучки весело постукивали по асфальту, волосы от влажного ветра стали еще пышней, щеки разрумянились, плащ, лаская шелком подклада, свободно летел сзади.
Петр хотел было взять ее под руку, но Наташа повела независимо плечами:
— Я люблю так, сама…
И почувствовала, как он опять оглядел ее оценивающе.
«Нравлюсь», — радостно дрогнуло в груди.
Она несмело покосилась на «князя Андрея». Да, не придерешься: одет неброско, но дорого, современно. А вот Костик, конечно, в белом — от моды ни на шаг. Расшитой косоворотки не хватает, как у Сашиного отца… И тут она вспомнила: однажды он остановил ее на улице, представился. Я такой-то такой-то, Саши Сергеева отчим. Как он там? Все понятно: а это был родной отец. Уезжал куда-то. А теперь явился. А я, как ненормальная, размечталась… Правда, молодой он для отца восьмилетнего сына… хорошо сохранился…
— О чем задумались, Наташа? — вернул ее в действительность «князь Андрей».
О чем она может думать? Конечно, о своих учениках! Так, сестренка?
Наташа засмеялась:
— Да, становлюсь, кажется, учительницей. Скоро только о них и буду говорить, всюду и везде!
Хорошая у вас профессия, — сказал Петр. — Я тоже мечтал, да не рискнул: не мужское, как мне внушили, это дело…
— Правда? Мечтали? — искренне обрадовалась Наташа, вскинув ресницы.
«Давай, давай! — подмигнул приятелю Костик. — Ты на верном пути…»
В кафе, которое иногда по вечерам превращалось в дискоклуб, было празднично. Приглушенный свет красивыми тенями ложился на лица нарядных девушек, красновато отражался в фужерах на столиках, высвечивал на полках бара этикетки дорогих и самых разнообразных вин, каких Наташа отродясь и не видывала.
Звучала музыка, текли за столиками, по всему видно, приятные беседы.
— Пьер! Пьер! — то и дело окликали ее нового друга. Наташе было неприятно, что его так называют.
Втроем они подошли к стойке бара. Петр что-то заказывал. Бармен, ослепительно улыбаясь, то и дело останавливал на новенькой пристальный и тоже оценивающий взгляд.
«А здесь ничего, уютно», — подумала Наташа и вдруг вздохнула с облегчением: кажется, наконец что-то сдвинулось в ее жизни. Разве не мечтает она давно и тайно вот так, после трудного дня, прийти, к примеру, хоть и вот сюда с добрым, надежным, все понимающим человеком, сесть за один из столиков, где-нибудь в уголке, расслабиться, положиться во всем, во всем на доброго, надежного, все понимающего человека…