Повизгивая, вытряхивала из-под кофточки набившееся всюду сено Лариска. Спрятались в шалаш женщины, а с ними упаренный, еле живой Минька. Смотрел на свою работу дед Бондарь придирчиво. Юлька причесывала стог граблями, не торопилась в шалаш.
Павел стоял, бросив вдоль тела гудящие от работы руки. Как только что отдавался он работе, так теперь ждал грозу.
Затих лес. Притаились птицы. Только сено под граблями Юльки шуршало сухо.
— Ну, и ловенький же ты, парень! — похвалил Павла дядя Ларивон и позвал: — Лезь в шалаш! И ты, Улька, хватит его прихорашивать. Промокнешь!
Проворчала предостерегающе туча, ниже опустилась над лесом. Самый смелый ветерок затаился в листве. Вдруг рванула молния небо, ударил гром. И хлынул в эту прореху ливень.
Павел подставил дождю лицо, засмеялся. Юлька прижалась к стогу.
— Не бойся! Иди! Он теплый, как щелок! — позвал ее Павел.
Молния опять с треском распорола небо, ливень припустил.
Босые, промокшие до нитки, купались под ним Павел с Юлькой. На молодой отаве оставались темные, перепутанные их следы.
— Я тоже! — позавидовала Лариска и высунулась было из шалаша.
— Сиди! — цыкнула на нее Соня. — Не мешай!
Частил, ослабевая, дождь, уходил в сторону, и, словно догоняя его, бежали за ним Павел с Юлькой.
Остановились только у развилки заросших, мало хоженных тропинок, Не сговариваясь, свернули на одну из них.
А небо постепенно успокаивалось, далеко где-то озаряясь беззвучно. Ровно шумел по листве некрупный частый дождь. Так ровно, что, казалось, заговорила сама тишина. Все прозрачней становилась туча, испаряясь мелким безобидным дождиком. Он слегка пошумел еще по листве и скоро затих совсем. А вместо него, заструилось отдохнувшее солнце, и каждым листочком засверкал лес.
Павел словно забыл о Юльке, шел неторопливо, подолгу оглядывал каждый куст, каждое дерево, будто здоровался с ними. И Юлька не мешала ему. Чуть поотстав, брела по колено в росистой траве.
Неожиданно показалась избушка, За ней ровными рядами белели в зелени ульи.
— К пасеке вышли? — остановился удивленно Павел.
— Ага! — озорно улыбнулась Юлька.
— И дед Футынуты живой?
— А чего ему?
На низеньком крылечке показался сухонький старичок, до глаз заросший сединой.
— Фу-ты, ну-ты! — сказал он неожиданно свежим басом. — Дако, гости привалили.
Они брали из широкой глиняной миски золотистые соты. Янтарно блестел мед в ячейках. Павел ел, прижмуриваясь от удовольствия, Юлька облизывала пальцы, смеялась, поглядывая на него. А дед Футынуты пододвигал к ним поближе новую миску с темным, как топленое масло, медом.
— Этот свеженький, парной, отведайте! Да ложками! Фу-ты, ну-ты! Ложками! С огурчиками вот!
Они хрустели свежими огурцами, прихлебывали парным медом, запивали ключевой водой.
— На воду-то не налегайте, — бубнил дед. — Мед-то парной, а вода из ключа — нутрё застудить недолго! — И, выглядывая хитренько из седых зарослей, приговаривал — Фу-ты, ну-ты!
Вечерело, когда Юлька и Павел возвращались к покосам. Лес словно опустел. Стало тихо и покойно. Длинные тени от деревьев, от стогов падали на гладкие, вычищенные граблями поляны.
Потом они шли, окутанные прохладными сумерками. Пропищала где-то птаха, устраиваясь на ночлег… Стукнулась о лист росинка…
Откуда-то издалека, из-за темнеющего леса, донеслась песня и словно растаяла в тумане, приютившемся на ночлег в низине.
— Мятой пахнет! — улыбнулся Павел.
— Здесь ее много! — И Юлька исчезла за деревьями. Через мгновение появилась с пучком бархатистой травы — мяты. Слегка растерев ее, протянула Павлу. Он склонился к ее ладоням, вдохнул пьянящий аромат. А она уже бежала в другую сторону.
— Вот здесь белоголовник, помнишь? Чай им заваривали. — И возвращалась с огромным букетом уже осыпающегося белоголовника. И он отведывал дурманящего запаха цветов.
— А здесь мы всегда березовку пили, помнишь?
— А на ту елань за клубникой бегали!
Он не успевал отвечать, с удивлением прислушиваясь к тому, как откликается на все, что он видит, его душа.
— А сейчас болото будет. Слышишь? Смородешником пахнет! Здесь его мно-ожина! Только ягоды мелкие, место открытое!
Забелели березовые слеги, переброшенные через неширокую топь. Павел ступил на них первым, покачался, крепко ли лежат, позвал Юльку.