Нора знала, что ее теория справедлива не для всех браков и не для всех разводов, но она была уверена, что Кэролайн пока недостаточно упорно пыталась спасти свой брак. Она закрыла глаза, стараясь думать о старшей дочери, но потом ее мысли переключились на собственную жизнь. Сама того не желая, она заговорила снова:
— Ты продолжаешь жить, одеваешься, возможно, даже находишь работу, которая приносит деньги и известность. Тебе кажется, что именно этого ты всегда хотела, но потом ты понимаешь, что это не имеет значения. Ты забываешь, что значит чувствовать, ты мертва. Твои дочери растут где-то далеко… Ты знаешь, что кто-то другой утешает их, когда они поверяют ему свои беды, а тебе каждый день приходится думать о том, что ты с ними сделала. Не повторяй мою ошибку! — страстно воскликнула Нора. — Не сдавайся без борьбы. Борись за любовь, за семью. В конце концов, это единственное, что важно.
Не глядя на мать, Кэролайн прошептала:
— А если я все равно его потеряю?
— Ах, Каро… — Нора погладила дочь по голове. — А если ты снова его найдешь?
Глава 22
Голова у Руби гудела, как барабан. Несмотря на усталость, она не могла заснуть. Включила было свет в надежде, что проснется Кэролайн, но та не проснулась — по-видимому, впала в текиловую кому.
После длинного вечера, когда коктейли мешались со слезами, они с Каро, пошатываясь, пошли спать. Некоторое время сестры лежали в темноте, разговаривали, смеялись, даже плакали. Они говорили обо всем, что накопилось за прошедшие годы, но в конце концов Кэролайн уснула.
Руби закрыла глаза и представила себе мать, какой видела ее несколько часов назад. Нора, похожая на воспитанницу детского сада, сидела на потертом ковре, вытянув ногу в гипсе, рядом с ней стоял недопитый стакан с «Маргаритой». Огонь камина озарял ее лицо, и в профиль она напоминала ангела, вырезанного из слоновой кости.
Нора тихо беседовала с Кэролайн. Мать и дочь держались за руки, шептались о трудностях семейной жизни, о том, что она оказывается не такой, как ожидаешь. На их голоса накладывалась музыка, и Руби плохо разбирала слова. Она чувствовала себя ненужной, как ребенок, притаившийся у закрытии двери родительской спальни. Сидя здесь же, рядом, она в то же время была бесконечно одинока. Разобщена с родными. Никогда в жизни Руби не ощущала свои недостатки настолько остро.
Она не могла принять участие в разговоре потому, что никогда не была связана серьезными отношениями с другим человеком, никогда не пыталась любить кого-нибудь и в горе, и в радости. Фактически она нарочно выбирала мужчин, которых полюбить не могла. Только так ее сердце оставалось в безопасности — и всегда пустым. Руби и прежде об этом догадывалась, но сейчас ее будто осенило.
Кэролайн и Нора говорили о любви, о потерях, но больше всего об обязательствах, о том, что любовь — это нечто гораздо большее, чем чувство. Под конец Нора сказала, что иногда любовь — это выбор. В ней могут быть приливы и отливы, и порой во времена отлива женщине не во что верить, кроме воспоминаний, и не на что опереться, кроме выбора, сделанного ею когда-то давно.
— У нас были плохие времена, я позволила себе согнуться под их тяжестью и сбежала, — призналась Нора, глядя на Кэролайн. — Я поняла, как сильно люблю вашего отца, только когда оказалась так далеко, что уже не могла вернуться, да и поздно было. Все эти годы я непрестанно задавала себе вопрос: «Что, если?..»
Что, если?..
Руби закрыла глаза. Темнота словно давила на нее. В открытое окно доносился шум моря. Ей вспомнилось, как Дин интересовался, верит ли она во второй шанс.
— Да, верю, — произнесла она вслух.
Руби надеялась, что завтра, когда они выйдут в море, ей хватит храбрости повторить то же самое Дину. До сегодняшнего вечера представлялось немыслимым открыть другому человеку свое сердце, столь откровенно выставить его напоказ. Признаться, что хочешь любить и быть любимой. Но с сегодняшнего вечера жизнь изменилась — Руби не покидало ощущение, что в жизни все возможно.
Наутро Нора проснулась посвежевшей и обновленной, почти помолодевшей. Она благодарила Бога за то, что вечером выпила всего один коктейль.
Встав с кровати, она доковыляла до ванной. Закончив с утренним туалетом, быстро надела прогулочные шорты цвета хаки и белую льняную рубашку.
В гостиной о прошедшей ночи напоминали три стакана, в каждом высыхала на донышке желтовато-зеленая жидкость, пепельница с окурками сигарет, украдкой выкуренных Кэролайн, и стопка дисков, снятых с проигрывателя.
Впервые за нынешнее лето дом выглядел жилым. Беспорядок, оставленный ею и дочерьми… как же давно Нора его не видела!
Она поставила кофейник на огонь и самостоятельно поднялась на второй этаж. Дверь в комнату девочек была еще закрыта. Нора осторожно толкнула ее и заглянула внутрь: Кэролайн и Руби еще спали. Во сне обе казались юными и ранимыми. Глядя на дочерей, Нора вспомнила, как сама спала когда-то в этой комнате вместе с мужем, и зачастую между ними на постели лежали два маленьких теплых тельца.
И вот малышки выросли, стали взрослыми и спят в кровати, которая некогда служила их родителям. Кэролайн свернулась клубочком и отодвинулась на самый край матраса. Руби, наоборот, раскинулась, ноги и руки свисали вниз.
Нора подошла ближе и погладила розовую, чуть помятую щеку Руби. Кожа была такой мягкой, нежной…
— Просыпайтесь, сони.
Руби замычала во сне, заморгала и причмокнула губами, словно еще чувствовала вкус коктейля.
— Привет, мам.
Лежавшая рядом с ней Каро открыла глаза и потянулась. Увидев Нору, она попыталась сесть, но тут же схватилась за голову и рухнула обратно на подушку.
— Боже, голова раскалывается!
Руби выглядела не намного лучше, но она по крайней мере была способна принять сидячее положение.
— Видно, Л.П. не мешало немного потренироваться перед вчерашним вечером. — Она зажмурилась и потерла виски. — У нас есть аспирин?
— Аспирин? — простонала Кэролайн. — Это лекарство продается на каждом углу, а у меня есть обезболивающее посерьезнее. — Она с трудом села и привалилась к Руби. — Никогда больше не поддамся на твои уговоры. Черт, меня сейчас стошнит.
Руби обняла сестру за талию.
— Бери пример с мамы, у нее очень довольный вид.
Руби звонко рассмеялась, и Нора испытала острым приступ ностальгии. «Мои девочки», — подумала она. Казалось, только вчера они просили подарить им на Рождество кукол Барби в танцевальных костюмах.
Она хлопнула в ладоши:
— Девочки, подъем! Руби, ты не забыла, что мы сегодня катаемся на яхте с Дином и Эриком? А к семи Лотти ждет нас на обед.
Кэролайн позеленела.
— Катаемся на яхте?
Она вывернулась из-под руки Руби и плюхнулась на пол на четвереньки. Постояв так с минуту и часто дыша, она все гак же на четвереньках поползла в ванную. Там, схватившись за ручку двери, кое-как приняла вертикальное положение, повернулась к Руби и жалобно улыбнулась:
— Но прежде всего мне нужен душ!
— Черт! — Руби качнулась вперед, закрыв лицо руками. — Только не трать всю горячую воду.
— Прямо как в добрые старые времена, — заметила Нора.
Руби посмотрела на нес:
— Что-то не припомню, чтобы я пила текилу, когда училась в школе, или чтобы мы танцевали под пластинки, распевая во все горло, но в остальном… да, пожалуй.
— «Мы с тобой против всего мира», — процитировала Нора с грустной улыбкой. — Это была наша любимая песня.
— Я помню.
Норе хотелось приблизиться к Руби, но она осталась на месте. Вчера вечером Каро наконец вернулась к матери, но даже среди этою праздника смеха и слез Руби держалась отстраненно.