— Вы жили в трущобах Сиднея? — спросила Денни.
— Господи, нет, конечно. — Лицо его исказила горькая усмешка. — На Северном побережье, если хочешь знать. Лучшее местечко. И люди. Миссис Та и миссис Эта. «Какой у тебя славный малыш, милая! Просто загляденье! Какая кожа. А эти белокурые волосы! Ему надо было девочкой родиться». И мой отчим. С железным прутом в голосе. «Богом клянусь, я вобью в него мужественность! И в его бабью одежду, и в дамские часики. От него добра не жди, говорю тебе».
— У тебя была бабья одежда и дамские часики?
— В те дни? Да. Это мать мне их покупала. Постоянно рыдала. А потом покупала всякие вещи. И приговаривала: «Ради бога, держись подальше от своего отца». И в итоге я стал держаться подальше. Совсем далеко. Вместе с друзьями отправился в Викторию, и мой приятель… его Джине звали… угнал машину. Нас поймали на границе и засадили в колонию для несовершеннолетних преступников. Для несовершеннолетних преступников! Ты только подумай! — Он снова вспомнил про ружье и проверил, на месте ли оно. — Ты когда-нибудь бывала в колонии для несовершеннолетних?
Денни покачала головой.
— Я думал, ты могла попасть туда. Да, могла. Что-то есть в тебе такое. Не воротишь нос. Не несешь всякой ерунды типа: «Расскажи-малыш-что-тебя-беспокоит».
— Я — в колонию? — поразилась Денни. — Мне даже в голову такое не приходило. Хотя, знаешь… — Она замолчала, наморщила лоб и полезла в пачку за очередной сигаретой. — Знаешь, теперь мне кажется, что отец прочил мне именно такое будущее. Только тогда их не несовершеннолетними преступниками звали, а просто малолетними хулиганами.
— Разницы никакой. Почему твой отец считал, что тебе место в колонии?
— Он все время повторял: от нее добра не жди.
— С чего это? Он тебя бил?
— Да, прогулочной тростью по ногам. Он ее все время при себе держал. Тяжелая такая. Да и сам он был не из хилых.
— За что? Что ты такого делала?
— Сбегала из дому. Недалеко… к реке или на железнодорожную станцию. Он говорил, что выбьет из меня эту дурь.
— Правда?
— Нет, не говорил, — призналась Денни. — Но я в колонию не попала.
— Может, потому, что у тебя нет брата-близнеца, — саркастически ухмыльнулся Джек Смит. — Делишки твоего близнеца — вот что тебя доконало бы. Ты все время прикрываешь его. А потом тебе влетает за двоих.
— Твой отчим, он и твоего брата бил?
— Да. Нас обоих. Меня и его. Его и меня. Ему было все равно, кого бить. Такой уж он был человек.
Джек Смит замолчал и задумался о чем-то. Денни поднялась, и он тут же ухватился за ружье.
— Да брось ты его! Я просто собиралась еще чаю заварить. Мы долго тут сидеть будем? Всю ночь?
— Пока я не наговорюсь. Я три дня ни с кем не разговаривал. Чуть с ума не сошел в этом буше наедине с собой. Я уже и с коровой был рад поговорить, так приперло. В голове — песок. Прямо в черепушке. У тебя когда-нибудь бывает песок в голове?
Она снова стояла у плиты. Собрала недогоревшие дрова и подожгла их. Взяла заварочный чайник и вывалила заварку в раковину. Подошла к буфету и достала пачку печенья. Разорвала обертку и выложила печенье на тарелку. Потом взяла поднос, накрыла его салфеткой, поставила чистые чашки с блюдцами. Она ни разу не взглянула в сторону Джека Смита, но все время чувствовала, что он следит за ней и в любой момент готов схватиться за ружье. Она вытащила из ящика новую пачку сигарет.
К тому времени чайник уже закипел. Денни заварила чаю и понесла красиво оформленный поднос к столу.
— Зачем ты это делаешь? — Джек Смит подозрительно уставился на поднос с салфеткой и сверкающим фарфором.
Денни пожала плечами:
— Сама не знаю. Наверное, просто обращаюсь с тобой как с гостем. — Она начала разливать по чашкам чай. — Моя мать и сестры всегда подстилают салфетку, когда подают еду или чай… даже если, кроме них, никого нет. Наверное, я переняла это от них.
Внезапно лицо Джека Смита перекосилось: он не смог скрыть обуревавших его эмоций.
— И моя мать так делала. — В глазах его стояли слезы. Он поднял ружье и направил на Денни. — Клянусь богом, я выбью из тебя душу, если снова заведешь эту шарманку про мать. За кого ты меня принимаешь? За гомика? — В глазах его полыхала ненависть, губы скривились. Всего минуту назад они ничего не выражали.
— Ладно. — Денни толкнула чашку с блюдцем вдоль стола. Следом отправились сахарница и тарелка с печеньем.
Если бы девушка подняла глаза, взгляд ее уперся бы прямо в дуло ружья Бена. Это оружие Бен одолжил ей, чтобы она могла защитить себя, из него она стреляла в кенгуру и ворон, но нарочно промахивалась, а в пеньки и бутылки на заборе всегда попадала. Ей нравилось стрелять по пням и бутылкам — не надо было никого убивать. «Все имеют право на жизнь, даже мухи», — подумала Денни. У нее в голове должно было собраться не меньше ведра песка, прежде чем она начнет бесчувственно убивать мух.