Денни совсем упустила из виду этого брата-близнеца. И вдруг длинный список его обид и унижений обрел довольно правдоподобные очертания. Может, он и был трудным ребенком. Не слишком успевал в школе. С отчимом сложилась взаимная ненависть. Оступился. И его начали гонять из угла в угол…
— Да, — вздохнула Денни. — Я понимаю, что они с тобой сделали. Дураки. О, как бы мне хотелось задать им жару!
Джек Смит предоставил Денни право возмущаться за него, а сам спокойно откинулся на спинку стула, вытянул ноги перед собой и опустил голову на грудь.
— Ты понимаешь, правда ведь? Некуда пойти. Не к кому обратиться. Никому до меня дела нет.
— Мне есть дело, — заявила Денни. — Я не позволю им повесить это на тебя. Сама в суд пойду. Я…
— Не будет никакого суда, — прервал ее Джек Смит. — Я не собираюсь сдаваться. Меня никто не сможет поймать.
— Что ты будешь делать? Куда пойдешь?
— Немного здесь побуду. Погоня-то перекинулась в другое место. — Он внимательно поглядел на девушку, глаза его сверкали. — Кто приедет сюда завтра? Кто вообще сюда приезжает?
— Никто, — сказала Денни. — То есть… у меня есть друг. Он может приехать…
— Лучше бы ему не делать этого. А то получит пулю в лоб.
Денни накрыла новая волна страха. Джек Смит может убить Бена или любого, кто приедет к ней в гости. У Денни разыгралось воображение, и она, словно наяву, увидела, как высокая стройная фигура Бена в костюме цвета хаки и старой широкополой шляпе приближается по тропинке к дому, небрежно зажав под мышкой ружье… Картинка была совершенно нереальной — ведь если Бен и пожалует в гости, то непременно спешится только на заднем дворе и ружье его будет лежать в кожаном чехле, притороченном к седлу. Если же он решит наведаться к ней прямо из города, то приедет на своей колымаге и притормозит у передней веранды. Но Денни никак не могла избавиться именно от этой картинки: Бен идет к дому по тропинке с ружьем под мышкой. Джек Смит нажимает на спуск, раздается выстрел, и лицо Бена превращается в кровавое месиво. Ноги его подкашиваются, и он падает на тропинку на полпути к дому. Падает на спину, одна рука прижата к груди, другая откинута в сторону… К счастью, на этой картинке широкополая шляпа очень удачно сползает и прикрывает то, что раньше было его лицом.
— Послушай, — ласково, словно мать, поучающая неразумное дитя, заговорила Денни, — Бен Дарси — мой друг. Он никогда не причинит тебе вреда. Почему бы тебе не уйти подальше отсюда, за буш? Там полно оврагов. Там ты сможешь неделями прятаться. Даже месяцами…
— Там слишком одиноко, — возразил Джек Смит. — Если бы у меня был приятель, тогда — другое дело. Мне было бы с кем поговорить. Если я не веду бесед, я схожу с ума, ясно тебе? То есть я в любое время с катушек слететь могу. Не переношу, когда поговорить не с кем. Мне надо держаться людей, ясно тебе? У меня песок в голове. Прямо в черепушке. Мне надо с кем-нибудь…
— Да, мне ясно. — Как ни странно, Денни действительно понимала его. Она сумела заглянуть прямо в душу Джеку Смиту. Если он от чего и страдал, так это от одиночества. Он всю жизнь страдал от одиночества. Поэтому и с малолетними преступниками связался. Джек Смит прекрасно разбирался во всех оттенках фальши и видел, что Денни действительно понимает его. Он чувствовал, что ее гнев и симпатия — искренни.
— Пойду я, — неожиданно выдал он, подбирая ружье. Пачку сигарет и спички засунул в карман, двинулся к столу, взял оставшееся печенье и отправил его вслед за сигаретами. Пробежал глазами по кухне. Сначала Денни показалось, что он ищет что-то, но потом она поняла: просто осматривает комнату, словно знакомится с ней и пытается запомнить. В этой комнате его накормили, напоили чаем, дали сигарет. Здесь его выслушали, здесь с ним поговорили. Этак комната перестала быть для него чужой.
— Пойду я, — повторил он и поглядел ей в глаза. — Никуда не уходи. Я буду следить за тобой. Не спущу глаз с этого места. И у меня есть ружье…
— Я не уйду. И не думаю, что кто-нибудь приедет ко мне. Но ты не должен быть против, если кто-то приедет…
— Я буду против. — В голосе Джека Смита прозвучала угроза, он покачал ружьем и засунул его под мышку, прямо как на той картинке с Беном, идущим по тропинке к дому. — Если кто сюда заявится, ты можешь разболтать обо мне, — процедил он сквозь зубы, и Денни сразу поняла, что этому приемчику он долго обучался. Каких только приемчиков у него не было, у этого мальчишки, который выглядел на шестнадцать, но которому, как утверждают, все двадцать три. Еще одна ложь полиции? Каких только заученных выражений он ни пытался придать своему лицу, но ни одно из них не отражало его настоящую суть, его истинное «я», «я» того мальчишки, который чуть не заплакал, когда речь зашла о матери. — Ты проболтаешься. Даже ты проболтаешься.