— Если мне что-то еще понадобится, я загляну вечером на обратном пути, — сказала Денни и, взяв протянутый блок, развернулась к выходу. — Мне пора. Я и так ужасно опаздываю…
— Не гони с холма, Денни, — крикнула ей вслед Анна, перегнувшись через прилавок.
— Ладно, — последовал обычный ответ.
Анна Шиди покачала головой, услышав, как Денни хлопнула дверцей фургона и рванула с места.
— Когда-нибудь она до смерти доиграется, эта девчонка. Точно говорю! — пробормотала молоденькая продавщица. Она вовсе не о Джеке Смите думала, потому что ничего о нем не знала. Она думала о выбоине на дороге, бегущей вокруг Крыжовенного холма.
Однако в то утро Денни не гнала как угорелая. Она пыталась думать. И зачем только мысль о пожаре вообще посетила ее? Если бы она об этом не вспомнила, то и не волновалась бы. Она даже чуть было не повернула назад, домой, — ей захотелось взглянуть на свою ферму. Даже заезжать не будет, издалека посмотрит, от подножия холма, на котором стоит магазин Барнза, только и всего. Просто убедится, что дыма нет. Но Денни сразу отклонила эту затею. Не может же она весь день проторчать под магазином. А если соберется ехать на ферму, нужна веская причина. Он не ждет ее до заката. Ни одна причина, которую она могла придумать, не прозвучит убедительно для человека в бегах. Только последний дурак не проявит бдительности.
Денни медленно продолжала свой путь. Отчего-то ей совсем не хотелось на рынок. Как только она туда доберется, надо будет принимать решение. Ноги сами сбавляли скорость. Они думали за нее, растягивая путешествие. Сегодня она ехала медленно.
Денни старалась выбросить из головы мысль о лесном пожаре. И внезапно она нашла выход: стала размышлять над историей Джека Смита.
Как такой прожженный парень поверил Берил Ситон? Он ведь должен быть крутым, после всех этих колоний и камер. Но он не выглядел ни крутым, ни прожженным. Он был похож на мальчишку. В газетах писали, что ему двадцать три. Денни сказала бы — шестнадцать или семнадцать. Почему он так выглядит? Как маменькин сыночек, только одежду бы ему сменить. И эти странные холодные глаза. Такие старые на столь юном личике…
Господи, какой же он жалкий в этом огромном пиджаке и ботинках Макмулленза! Худенький бледный малыш. И непослушный вихор все время на лоб спадает. У Денни сердце сжалось, когда она вспомнила, что вчера он смочил и пригладил волосы, перед тем как явиться к ней на ужин. Тот факт, что он пришел с ружьем, на время вылетел у нее из головы. Она помнила только о глупой мамаше да жестоком отчиме с железным прутом в голосе, а про пальцы, которые могли скрутить бутылочную пробку, и про зубы, способные согнуть монетку, забыла.
«Всю жизнь ему не везло», — подумала Денни, выруливая на главную магистраль, ведущую к рынкам «Метрополитен». Она даже не заметила, как пересекла мост и въехала в город.
По средам на рынке не было такого ажиотажа, к тому же она сильно опоздала. Часы на приборной доске показывали десять тридцать. Денни свернула к обочине и по привычке поглядела по сторонам в поисках рыцаря. Так и сидела, положив руки на руль и уставившись в ветровое стекло.
Не прошло и пяти минут, как Тони Манигани слез с пирамиды из ящиков с овощами и коробок и подошел к ней. Тони прекрасно понимал, что она ждет помощи, но сделал вид, будто случайно проходил мимо.
Денни не помнила фамилию Тони. Два года назад они сидели рядышком на мешках с бобами и наблюдали, как их товар уходит по такой цене, что лучше было его выбросить. У Тони слезы на глаза навернулись, а Денни ругалась, но слово «черт» при этом не употребляла. Даже в минуты горького отчаяния она никогда не выражалась в присутствии мужчин, не говоря уж о рыцарях рынка. Ей хотелось верить, что все эти Тони, Бенито и Альфонсо считают ее «леди». Именно по этой причине она всегда одевалась и красилась «не для рынка» — в таком виде ящики с фруктами и мешки с бобами не разгружают.