Он избегал нас, как чумы. Уверена, что за прошедшие четыре дня так или иначе с ним пытались пообщаться почти все девушки, но он не сдавался. Даже не улыбался, что поначалу их просто взбесило. А потом подстегнуло стараться еще больше.
Хотя я в этом и не участвовала, но с удовольствием забавлялась, наблюдая. Этот парень… в каком-то смысле меня пугал. У него был такой проницательный взгляд, будто он видел нас насквозь. Смотрел прямо мне в душу. Как будто знал, что моя храбрость всего лишь видимость, и на самом деле я слабая маленькая девочка, которая никуда не вписывается и изо всех сил пытается завести друзей.
Или, может, это был мой собственный страх. Не знаю.
— Сегодня вечером мы идем на пристань, — сказала Гвен, когда мы с ней направлялись в ванную. Остальные девушки следовали за нами. — Мальчики встретят нас там после отбоя. И ты идешь с нами.
— Зачем?
Я не знала, как сообщить, что боюсь идти на пристань. Что если она рухнет, и мы упадем в воду? Боже, я бы, наверное, утонула. Одна мысль об этом вызывала дрожь.
— Потому что там будут все парни, включая Кайла. — Гвен посмотрела мне прямо в лицо и улыбнулась. — Это прекрасная возможность для вас узнать друг друга поближе.
Я очень сомневалась в этом, но спорить не стала.
Гвен схватила свою косметичку и стала рыться в ней.
— Я тебя накрашу, — предложила она.
Я разволновалась, и на этот раз причиной стал не причал. В нашем домике Гвен — гуру макияжа. Имея огромный опыт, она могла преобразить любую девушку.
— Тебе не обязательно это… — начала протестовать я, но она покачала головой.
— Я помогу тебе. Будет весело.
Этим летом мне не хотелось оставаться в одиночестве, хотелось принадлежать чему-то большему. На данный момент создалось ощущение, что девочки — простите, женщины — в домике Ж7А уже стали моей бандой. Моей командой. Моим отрядом.
Как бы ни называла, я считала их своими подругами и хотела узнать получше. С ними было весело. Они не давили на меня и не заставляли чувствовать себя глупо из-за того, что предпочитаю рисовать вместо того, чтобы плавать или зависать на озере в бикини. Хотя я привезла бикини. Целую кучу. Я даже отказалась брать с собой слитный купальник, опасаясь, что только его и буду надевать все лето. Не то чтобы я много времени проводила у воды.
Да, этот пункт из списка дел на лето я пока не выполнила.
Гвен перебирала свою косметику в поисках правильных оттенков, которые, по ее словам, соответствовали бы моему тону кожи, а я резко нахмурилась. Может девочки за моей спиной смеялись надо мной? Иногда мне казалось, что они дружат со мной только ради забавы.
Эта мысль удручала. И я не желала на ней сосредотачиваться.
— Бобби потом поможет тебе с нарядом. — Гвен остановилась прямо передо мной. — Закрой глаза.
Я выполнила ее просьбу, сжав губы, когда почувствовала, как кисть заскользила по моему веку.
— А что потом?
Гвен раздраженно вздохнула.
— Мы пойдем на пристань, забыла что ли? Подождем, пока Ханна ускользнет с Брайаном, а потом все вместе отправимся на озеро.
— Но разве Ханна и Брайан не встречаются на пристани?
Гвен приступила ко второму глазу.
— Пресли подслушала их разговор. — Казалось, мы только то и делали, что шпионили за нашей вожатой. Если бы только Ханна знала. — Они встречаются у костра. Сегодня вечером там будут жарить зефир, и Брайан сказал Ханне, что может поддерживать огонь до поздней ночи.
Мы с Гвен засмеялись.
— Это так банально.
— И не говори. Но Ханна ответила что-то вроде: «О, я уверена, что ты сможешь». Эти двое без ума друг от друга, а смена только началась. — Гвен снова вернулась к тому веку, которое красила первым. — Хотя сейчас же вторая смена, так что, возможно, они провели вместе все лето. Кто знает?
Точно. Кто знает? В лагере циркулировали сплетни и домыслы, но до приезда мы ничего не слышали о Ханне и Брайане. Откуда бы? Если кого-то замечали в компании лица противоположного пола, между домиками сразу же распространялись всевозможные истории, превращаясь в главное событие лагеря. Влюблены ли эти люди друг в друга? Они уже перепихнулись? Часто ли они ругаются между собой? Телефоны здесь не ловили, так что социальные сети для нас оказались недоступны. Мы судачили о любых происшествиях, заявляя, что располагаем подтверждающими историю фактами, в то время как не имели ничего, кроме живого воображения.