– Правда?
Я кивнул, выдвинул ящик стола, достал блокнот и положил перед собой.
– Ага. Последнее время дела у меня складывались не лучшим образом.
– Боюсь, вы даже не представляете, как мало это меня интересует.
Я достал ручку, снял с нее колпачок и положил рядом с блокнотом.
– Так-так. И тут приходите вы. Богатая, ослепительная – из тех, что слишком хороши, чтобы быть правдой.
– И что же? – поинтересовалась она.
– Слишком хороши, чтобы быть правдой, – повторил я, достал из ящика стола револьвер сорок четвертого калибра, навел на нее и взвел курок. – Можете считать меня психом, но в последнее время я склонен думать, что если что-то или кто-то слишком хорош, чтобы быть правдой, значит, это скорее всего неправда. Будьте добры, положите руки на стол.
Она удивленно выгнула бровь. Прекрасные глаза расширились, показав белки. Она медленно подняла руки и положила их на стол перед собой.
– Что вы себе позволяете? – хладнокровно спросила она.
– Проверяю одну теорию, – ответил я и, не спуская с нее ни взгляда, ни пистолета, выдвинул другой ящик. – Видите ли, в последнее время ко мне наведываются непрошеные гости. Поэтому мне поневоле приходится думать о том, каких неприятностей я еще могу ожидать. И мне кажется, я вас раскусил.
– Не понимаю, о чем вы говорите, мистер Дрезден, но я уверена...
– Помолчите, – я порылся в ящике и нашел-таки то, что искал. Простой, чуть тронутый ржавчиной железный гвоздь. Я достал его из ящика и положил на стол.
– Что это? – почти шепотом спросила она.
– Лакмусовая бумажка, – улыбнулся я, легонько подтолкнул гвоздь пальцем, и тот покатился по столу – прямо к ее сияющим безукоризненным маникюром пальцам.
Она не шевелилась почти до самого последнего мгновения. Когда гвоздь готов был уже коснуться ее, она отпрянула – почти неуловимым движением оказалась в двух шагах от моего стола, опрокинув кресло. Гвоздь докатился до края стола и с негромким стуком упал на пол.
– Железо, – пояснил я. – Холодное железо. Феи его не любят.
Лицо ее совершенно лишилось выражения. Только что оно было надменным, исполненным превосходства и спокойной уверенности. И все это разом исчезло, оставив лишь холодные, прекрасные черты, лишенные любых эмоций, придававших ему сходство с человеческим.
– Сделка с моей крестной действительна еще несколько месяцев, – сказал я. – Год и один день она обязалась не трогать меня. Таковы были условия. Если она попытается нарушить их, это сильно меня огорчит.
Несколько долгих секунд она смотрела на меня в этой мертвой тишине. Надо сказать, это здорово действовало на нервы: вид лица, столь прекрасного и одновременно столь чужого. Казалось, под этими чертами таится кто-то другой, не имеющий со мной ничего общего и даже не пытающийся понять меня. От одного вида этой лишенной выражения маски перехватывало судорогой горло, и мне стоило больших усилий сдерживать дрожь в сжимающих пистолет пальцах. Но потом она сделала нечто, от чего показалась еще более враждебной, более пугающей.
Она улыбнулась. Медленной улыбкой, жестокой как зазубренный нож. Когда она заговорила, голос ее звучал так же красиво, как прежде. Но он сделался пустым, тихим, зловещим. Она заговорила, и я невольно подался вперед, к ней, чтобы расслышать отчетливее:
– Ловко, – пробормотала она. – Да. Вовсе неплохо, если подумать. Именно то, что нужно.
Ледяная дрожь пробежала по моей спине.
– Я не хочу неприятностей, – сказал я. – Уходите, и мы оба сможем сделать вид, будто ничего не случилось.
– Но это случилось, – возразила она все тем же шепотом. От одних звуков ее голоса в комнате, казалось, сделалось холоднее. – Вы смогли разглядеть меня под маской. Значит, вы и правда годны. Как вам это удалось?
– Статическое электричество на дверной ручке, – ответил я. – Дверь была заперта. Вы не смогли бы открыть ее, значит, вы просто прошли насквозь. И вы танцевали вокруг да около моих вопросов вместо того, чтобы отвечать на них прямо.
Продолжая улыбаться, она кивнула.
– Продолжайте.
– У вас нет сумочки. Редкая женщина выходит в костюме за три тысячи баксов, но без сумочки.
– М-ммм, – задумчиво протянула она. – Да. Вы замечательно справитесь, мистер Дрезден.
– Не знаю, о чем это вы, – сказал я. – Я больше не желаю иметь никаких дел с феями.
– Мне не нравится, когда меня так называют, мистер Дрезден.
– Переживете. Убирайтесь из моего офиса.
– Вам-то, мистер Дрезден, должно быть известно, что все наше племя, от мала до велика, не может говорить ничего, кроме правды.
– Это не уменьшило ваших способностей водить людей за нос.
Взгляд ее вспыхнул, и зрачки на глазах поменяли форму, сделавшись из круглых, человеческих вертикальными как у кошки. Она смотрела на меня, не мигая.
– И тем не менее, я уже сказала: я намерена рискнуть. И ставлю все на вас.
– Э... Что?
– Я предлагаю вам работу. Украдено нечто, в высшей мере ценное. Я хочу, чтобы вы это вернули.
– Дайте-ка разобраться, – сказал я. – Вы хотите, чтобы я вернул вам украденное добро?
– Не мне, – поправила она. – А их законному владельцу. Я хочу, чтобы вы нашли вора, поймали его и тем самым освободили от подозрений меня.
– Делайте это сами, – предложил я.
– Увы, в этом деле я не могу действовать в одиночку, – промурлыкала она. – Именно по этой причине я выбрала вас в качестве своего эмиссара. Своего агента.