– Более чем, Павел…
– Без отчества, можно по фамилии. Я – Сикорский, а Игорек – Латышев.
В дверь бадмаевского кабинета постучали.
– А вот, кстати, и ваши помощницы! Входите! – главврач встал и, приобняв за плечи вошедших Ниночку и Дарью Власьевну, представил их.
– Надеюсь, вы все будете довольны совместной работой. Мне очень будет не хватать этих сестер в палатах, но… Ничего не поделаешь – государственная необходимость.
Ниночка тихо ойкнула.
Телефон в квартире Марковых не отвечал вторую неделю. Визит в «Аленушку» оказался бессмысленным, поскольку там никто ничего про Кирилла не знал. И еще было обидно оттого, что школьный товарищ Кирилла, Акентьев, и его бывшая подружка Кисс недвусмысленно заявили смущенному Вадиму, что, дескать, отряд не заметил потери бойца, а замена прекрасно справляется с работой.
Верный институтский друг Сагиров загремел на сборы аж под Алма-Ату, что делало невозможным даже телефонное общение с ним. Хотя ежедневные звонки от Джейн тоже не приносили облегчения. Сосед Кирилла по съемной квартире беспокоился о пропаже кореша и высказал ряд столь жутких и нелепых предположений, подкрепив их парой жизненных примеров, что бедный Иволгин всерьез подумал отложить свадьбу и отправиться в поход по моргам.
Домовой рассеянно передвигался по кухне, открывая и закрывая дверцы шкафов. Он никак не мог сосредоточиться на предмете поиска, и Наташа, с улыбкой наблюдавшая за ним, облегчила задачу:
– Дим, тебе нужна соль.
– А… Да. Спасибо большое. Я, знаешь ли… – он смущенно подкрутил свои юные усики.
– Знаю, милый, знаю, что с тобой, – пропела Наталья и грациозно поднялась. Сняв тапочку, она ловко захватила большим пальцем ноги деревянную солонку, стоявшую на подоконнике. Изящный пируэт, и солонка оказалась перед носом Вадима.
– Наташа, – забеспокоился жених, – а тебе не опасно это делать?
– Опасно, Дима, мне твои пересоленные борщи есть. Так что, пожалуй, солить еду в этом доме придется мне. Отвали от камбуза!
Удрученный Домовой поплелся в коридор. Скользкий виниловый удав телефонного удлинителя дождался своей жертвы. Задетый Вадимом, он предательски обвился вокруг задника его шлепанца, натянулся и обрушил Иволгина на пол.
– Димочка, горе ты мое луковое, – невеста прижимала голову жертвы к крепкой девичьей груди. – Ну не майся ты так! Съезди на дачу, может быть, Кирилл там. Хочешь, я попрошу Курбатова, он на машине отвезет, и я с тобой съезжу? – она говорила почти шепотом, дыша прямо в смешное розовое Вадимово ухо.
Губы Вадима растянулись в улыбке. Он ощутил гулкие удары сердца и замер, обратившись в слух, не видя любимого Натальиного лица. Сконфуженный падением, он даже не желал встречаться с ней взглядом. Но ситуация требовала, и Вадим понимал это на уровне инстинкта, немедленного превращения поражения в победу. Самым простым и доступным способом. Таким древним и таким желанным. Участившееся дыхание любимой только утвердило его в правильности принятого решения.
– Только, Дим…
– Я буду очень аккуратен…
Виктория имела место. Мама-Иволгина загремела ключами ровно через десять секунд после того, как будущие молодожены поднялись с метлахской плитки коридора.
– Ребята, по-моему, пахнет газом…
– Борщ!
Рано полысевший Игорь окончательно лишил Ниночку душевного равновесия, доставляя девушку на работу и обратно на своем яично-желтом жигуленке, оборудованном спортивным рулем в кожаной оплетке с лейблом «FIAT» на кнопке клаксона.
Впрочем, и работавшая в паре с Сикорским Дарья Власьевна не могла не оценить ту подчеркнутую галантность, с которой псевдо-Олялин каждую смену привозил и отвозил ее на своей двухцветной «Волге» с серебряным оленем на капоте. Мотивировка была корректна и уважительна: «Мы же соседи! Пять домов разницы, полстакана бензина!», и Дарья Власьевна почти спокойно принимала этот транспортный дар.
С Ниночкой все было сложнее. Будучи интеллигентной еврейской девушкой из большой и дружной семьи, в которой четыре поколения кряду беззаветно служили русской психиатрии, она мучительно искала исчерпывающее объяснение происходящему.
Во-первых… Нет, это «во-вторых». Сначала – дело. Почему все ампулы, которыми им предстоит пользоваться, не маркированы? Они различаются только объемом. И Латышев с Сикорским, назначая инъекции, указывают сестрам, будто те недалекие идиотки: «Композиция из двух больших, двух малых и одной из металлического ящика».
Во-вторых… Нет, это подождет. Почему каждое утро, заступая на смену, она фиксирует явные признаки перевозбужденного состояния больных? Такое впечатление, что по ночам опекаемая ими пятерка дружно вылетает через форточку на шабаш и, изрядно утомившись, к утру возвращается назад. Особенно жалко смотреть на Маркова. Застывшая полуулыбка и медленно шевелящиеся в немом диалоге с невидимым собеседником губы. То еще состояньице! А этот ужасный электронный монстр – томограф?! Это же не по профилю больницы! И, что самое странное, – ни она, ни Дарья Власьевна не присутствуют при его применении.
Новые санитары… Она никогда в жизни не видела таких страшил! Только в школьном учебнике на репродукции картины Васнецова «Поединок Пересвета с Челубеем» встречала Ниночка подобный типаж: огромного роста лысый азиат, этакая гора мышц, с постоянно сощуренными глазами-щелками и жировыми валиками на затылке! Бр-р-р! А ведь они еще и немые!
И наконец… Да, она взрослая девушка и должна быть откровенна сама с собой – ее отношение к Латышеву.
Любовь? Влюбленность? Инстинктивное желание укрыться за надежной спиной обеспеченного мужчины? А его отношение к ней? Физическое влечение или простая дружба сослуживца, не обремененного семьей?
«Господи, – думала Ниночка, – зачем ты обрекаешь меня на терзания, на борьбу с любопытством и страхом? Зачем посылаешь мне искушение в виде желтых «Жигулей» и вкусных коктейлей в "Кронверке"?..»
Но сон – естественная потребность молодого организма, и Ниночка все-таки уснула.
Как и все молодые ленинградцы, Иволгин недолго раздумывал, прежде чем ответить на вопрос Джейн, где бы они смогли встретиться.
– Выбирайте, что вам удобнее: Елисеевская кофейня, это у Дома радио, или «Сайгон»?
– В «Сайгоне» слишком много людей, а кофейня… Это там, где молодой Бродский сочинял стихи? Давайте, Вадим, просто прогуляемся…
– Решено…
Место выбрала англичанка. Она же предложила маршрут прогулки – от площади Мира до проспекта Майорова, а затем заглянуть в знаменитую чебуречную, чуть не доходя до Фонтанки.
Не успели Вадим и Джейн обменяться приветствиями, как между ними вклинился какой-то мужичок в кепочке, надвинутой на глаза, с хорошо заметным спиртным духом.
– Хороша девчонка! Познакомь, а?
Откуда что взялось у вечно робкого Домового!
– А ну давай, иди своей дорогой…
Мужичок тут же исчез.
– Какой… – Джейн пыталась подобрать слово, очаровательно сморщив носик.
– Плюгавый.
– Точно! Пойдем, – девушка взяла его под руку.
Наверное, впервые в жизни Вадим Иволгин чувствовал себя взрослым, смелым и серьезным человеком.
Домовой обстоятельно изложил Джейн результаты поездки на дачу Марковых. Он не стал передавать и комментировать свои впечатления от разговора с отцом Кирилла, хоть изначально и готовился поделиться ими с Джейн, рассказать ей о собственных переживаниях. Вместо этого ограничился констатацией:
– У Кирилла проблемы со здоровьем, Джейн.
– Это очень опасно? Скажи мне всю правду.
– Нет-нет. Ничего ужасного, вроде рака, там нет. И вообще ничего подобного нет. Просто он очень сильно переутомился. Учеба, работа в «Аленушке» с ее децибеллами, спиртным, прокуренным воздухом…
– Вадим, по-моему, ты говоришь ерунду!
Иволгин тяжело вздохнул.
– Я говорю то, что услышал от его отца.
И нравится мне услышанное или не нравится, верить мне словам человека, которого я уважаю, или не верить – все это из области эмоций. Повлиять на ситуацию или хотя бы что-то предпринять я смогу лишь после того… – глаза Джейн, полные надежды, ловили каждое движение пухлых губ, – как увижу Кирилла и поговорю с ним.