Кто же и когда создал ограду Летнего сада? Как ни странно, по поводу первого вопроса единого мнения очень долго не существовало. Так же, как некогда семь древнегреческих городов оспаривали честь считаться родиной Гомера, так почти каждый исследователь архитектуры конца XVIII века отстаивал право „своего" мастера считаться творцом прославленного шедевра. Авторство ограды приписывали таким различным по дарованию, непохожим друг на друга зодчим, как Фельтен и Баженов, Валлен-Деламот и Петр Егоров. Сейчас, на основании некоторых косвенных данных и стилистического анализа, большинство ученых сходится на том, что этот гениальный замысел принадлежал Фельтену.
Соответственно предполагают, что Фельтен положил начало и созданию гранитной рамы Невы - ее набережных, пристаней, спусков к воде. Ведь появление ограды Летнего сада самым тесным образом связано с сооружением набережной на левом берегу Невы.
Вряд ли в наши дни большинство проходящих мимо Летнего сада знает о том, что там, где они сейчас ступают, некогда текла Нева. Набережную построили на сваях, отвоевав у воды участок около пятидесяти метров шириной. А когда построили, поняли, что сад необходимо изолировать от снующих по ней экипажей и пешеходов. Тогда в 1770 - 1784 годах и возвели ограду. Однако она не исказила первоначального замысла Петра: ее колонны повторили мотив прежних деревянных галерей и связь сада с просторами Невы осталась ненарушенной. Находясь на его аллеях, мы все время ощущаем близость реки. Она виднеется сквозь звенья решетки, шорох ее волн, бьющих о гранитные стены, сливается с шелестом деревьев. Нева здесь, рядом… Она неотделима от сада.
Но к моменту, когда ограда во всей своей красе предстала перед восхищенными жителями столицы, сам петровский сад был неузнаваем.
Еще при жизни Петра на берегах Невы и Лебяжьего канала, в еловой роще, построили второй каменный дворец для Екатерины. По своей архитектуре он несколько напоминал дворец самого Петра. В 1725 году рядом с ним, как раз против главной аллеи, архитектор Земцов возвел нарядное деревянное сооружение - „Залу для славных торжествований", предназначавшуюся для празднеств по случаю брака дочери Петра, царевны Анны, с герцогом Голштинским. Оба эти здания стояли перед галереями на специально для того подсыпанном и укрепленном берегу Невы.
Несколько позднее, в 1732 году, Варфоломей Растрелли построил на месте „Залы" Земцова одноэтажный деревянный дворец для императрицы Анны Ивановны. Дворец „с большим спуском к воде для барок и придворных шлюпок" отличался необычайно пышным убранством комнат и залов, которое было видно через зеркальные стекла его многочисленных окон. Растрелли сделал и парадный подход к новому дворцу со стороны Царицына луга. Переброшенный через Лебяжий канал подъемный мост вел к большому цветнику; справа открывался вид на возвышавшийся над вершинами деревьев мраморный амфитеатр с каскадом, по ступеням которого скользила вода. По сторонам каскада, декорированного статуями и апельсиновыми деревьями в кадках, находились две маленькие сцены, где во время придворных праздников разыгрывались пасторали. Напротив амфитеатра, в цветнике, бил многоструйный „Коронный" фонтан.
Таким образом, к середине XVIII столетия, благодаря трудам Растрелли и других талантливых мастеров, Летний сад приобрел еще более парадный облик, чем при жизни Петра. Но шли годы. Новые времена, новые условия жизни рождали новые художественные вкусы. И, как всегда бывает, то, что еще недавно вызывало восхищение, начинало казаться устаревшим, скучным или даже смешным, забрасывалось и переставало цениться. К семидесятым годам XVIII века регулярные сады вышли из моды, на смену пришло увлечение пейзажными парками, где все делалось для того, чтобы создать иллюзию естественной, нетронутой рукой человека природы. Павловск, Гатчина, Ораниенбаум с их живописными, свободно растущими деревьями и кустами, с тенистыми аллеями и солнечными полянами, тихими прудами или извилистыми речками, стали излюбленными царскими резиденциями.
В эти годы за Летним садом плохо ухаживали. В соответствии с новой модой в нем перестали подстригать деревья, кроны их разрослись и образовали густую тень, скрадывающую четкость линий зеленых стен кустарника по краям аллей. Пострадавшую от времени и непогоды скульптуру одну за другой увозили на склады, а та, что оставалась на местах, зачастую также находилась в плачевном состоянии. Если при Петре статуи и бюсты служили образованию и просвещению посетителей сада, то теперь около них появились неграмотные, нелепые пояснения. Казалось, „они поставлены здесь, чтобы или дурачить глупцов, или развлекать тех, кто знает что-либо из истории", - писал известный мемуарист Казанова, как-то гулявший по саду и с удивлением обнаруживший около бюста старика с длинной бородой табличку с именем греческой поэтессы Сафо, а у статуи старой женщины надпись „Авиценна".