У Гали сразу шевельнулось недоброе предчувствие — рыба всегда были причиной отлучек мужа, а значит, и раздоров. Так случилось и в этот раз. Едва пристали к берегу, он набрал рыбы и пошел в лагерь, сказав, конечно, что идет доложить начальству о прибытии груза.
Днем появились рабочие с машиной, повытаскали ящики из трюма и уехали. Саша не пришел ни в обед, ни вечером. Поднялся ветер, заштормило, загремели железные борта, заскребся по настилу дождь...
Галя заперлась в каюте и все прислушивалась — не идет ли кто... Мужа перестала ждать, знала: не придет. Боялась неизвестно кого, сказочные страхи одолевали. Какие-то обрывки жутких историй, кошмарные образы... Даже при свете лампы... Даже зная наверняка, что никого нет поблизости... Чудились шаги, слышались голоса, вой, мерещилась всякая чертовщина. От ожидания, прислушивания, от страха иной раз хотелось закричать. Удерживала лишь боязнь испугать ребенка.
Потом переломила себя, начала уборку, стирку, штопанье, отвлеклась немного. К утру все прочие страхи загородил один, самый сильный — лишиться молока от ночных переживаний...
После той ночи она не могла видеть мужа, объявила его для себя чужим, посторонним человеком. Два дня запиралась в каюте, избегала его, ни слова не сказала. Он пытался заговорить через дверь — отвечала молчанием. Несколько раз он отлучался в лагерь, возвращался — она старалась не обращать внимания: пусть живет, как хочет.
И вот сейчас голос его, шаги, люди, которые с ним пришли, — все было чужим.
Но теперь, несмотря ни на что, она ждала, что муж войдет в каюту. Двое суток молчания и затворничества дались нелегко, наступал предел; и все же она представляла себе, как отвернется, займется ребенком, будто никого кроме здесь и нет, как муж виновато начнет плести жалкий вздор в свое оправдание, как она с презрением на него посмотрит и выгонит за дверь. Картина эта представилась настолько живо, что Галя привстала и прислушалась.
Он прошел мимо двери на корму, потом обратно. Даже в окно не заглянул... «Что за отец — так долго не видел ребенка и посмотреть не хочет!» — с ожесточением подумала Галя и разволновалась еще сильней. Легла, было, но тут же поднялась. Щеки горели, руки дрожали, сердце прыгало. Она уже не помнила, что сама же не пускала его, когда он стучался и просился, не понимала, что он из-за этого не идет теперь. Ей хотелось сейчас, сию минуту вылить на него лаву, которая копилась эти дни. Если б не посторонние — сама влетела бы в рубку и отругала кота паршивого — только гулять ему по ночам, козла драного. Она перебирала самые обидные сравнения и уже почти плакала от бессильного сожаления, что не может выкрикнуть их открыто. Войди он сейчас, вспыхнула б, отругалась, отплакалась, и стало б легче. А он не входил — боялся, и оттяжка выматывала ее, ожиданье становилось нестерпимым. Надо было заняться делом потяжелей.
После кормления дочка уснула, и, пока она спит, — самое время перестирать пеленки. Галя сняла бак и подвинула на его место кастрюлю c гречкой, долила чайник — это у нее само собой все шло по-заведенному.
Наверху раздался голос мужа, усиленный мегафоном. Галя не вслушивалаcь в слова, лишь вернулась опять к недавнему настроению и почувствовала, что прежнего накала нет, приступ миновал, но мысли уже завертелись по привычному кругу. То, что он не решается войти в каюту, она объясняла его трусостью, и трусость эта подтверждала ее правоту, ее силу. Галя понимала, что берет верх, даже не сказав ни слова.
Больше всего ей не хотелось сейчас первой его встретить. А это могло случиться, потому что полоскать придется на корме. Ей подумалось: произойди такая встреча, он истолкует, как шаг к примирению, сделанный ею. Потом, что ни говори, как ни ругайся, все равно получится — первой прибежала, не вытерпела... И хоть не было уже недавней взрывчатки, это соображение очень занимало Галю, и она решила выдержать характер, показать свою гордость и непримиримость.
Тут кончилось мыло, и она, вытерев руки, открыла шкаф, где хранились всякие хозяйственные мелочи. Но вместо того, чтобы нагнуться к нижней полке, скользнула взглядом поверху и увидела свой рабочий чемоданчик. За ненадобностью он пылился, затиснутый под самый потолок. Галя сразу забыла, зачем полезла в шкаф... Осмотрела потертую ручку, такую привычную когда-то... Латунные замочки... Постояла, не решаясь взять: не хотела тревожить прошлое. Но все ж с горьким замиранием потянулась, обтерла пыль ладонью, щелкнула застежками.
Бритва, машинки для стрижки — ручная и электрическая, ножницы, расчески, пульверизатор, баночка редкостной немецкой эмульсии укрепляющей волосы...